Лето быстрых перемен - [66]

Вслед за этим, он неторопливо связался с конторой и, назвав себя, поинтересовался, работает ли у них Алексей Шапакин. Мою фамилию этот Фома Неверующий прочитал прямо по визитке.

Не знаю, что там ему ответили, но вскоре Евдохин что-то коротко буркнул в трубку и затем передал её мне.

– Что там опять стряслось?! – загремел в мобильнике взволнованный голос шефа.

– Всё в порядке, обычная проверка, – ответил я, попутно состроив Евдохину подобие улыбки. – Вероятно, моё личико, действительно, выглядит страшновато!

– Береги себя! – проникновенно попросил Маркелов, прежде чем отключилась связь.

Евдохин, удостоверившись, что его не водят за нос, быстро сменил гнев на милость.

– Вы уж не обижайтесь, просто жизнь научила быть начеку! – пробасил он в оправдание, и тут же предложил попить пивка в соседней кафешке.

Через четверть часа мы с Евдохиным сидели за отдельным столиком в сухом уютном кафе, потягивая вкусное тверское пиво. Собственно, в основном, пил Сергей, а я внимательно слушал его, делая пометки в блокнотике.

Прежде чем откровенничать, Евдохин выяснил, для чего мне понадобился Игорь.

– Его разыскивают московские друзья, – уклончиво ответил я.

– Это кто же? – мигом нахмурился Сергей.

– Елена Гнедина, слышали о такой? – поинтересовался я. – До замужества она была Судаковой.

Знакомая фамилия рассеяла последние сомнения.

– Ах, Ленка! Сразу бы и сказали, – он отпил из бокала очередную порцию светлого напитка. – Что вас интересует?

– Когда в последний раз вы виделись с Игорем? – задал я вопрос и выжидательно посмотрел на собеседника.

Тот принялся неторопливо рассуждать вслух.

– В октябре девяносто третьего я женился и почти сразу переехал к тестю в Тверь. А следующей весной приезжал на недельку в Новоград, и тогда мы с Игорьком несколько раз гуляли по городу, в том числе, вместе с его Ленкой. Выходит, они не поженились, – с непонятной печалью добавил он.

– Значит, это было весной девяносто четвёртого? – переспросил я.

– Весной… Наверно, в конце апреля.

– А после не хотелось повидаться? – допытывался я, в очередной раз, споткнувшись о странный девяносто четвёртый год.

– Ещё как хотелось! – возразил Евдохин. – Просто после того года наши пути больше не пересекались: я работал в Твери, он – в столице.

– Пытались его искать?

Евдохин неопределённо пожал плечами:

– Немного пытался. Несколько раз заходил к его дядьке в Новограде, чтобы узнать московский адрес, но тот сказал, что Игорь не пишет. По-моему, родичи здорово обижены на него!

– Ещё бы! – кивнул я. – Всё-таки растили столько лет.

Сергей промолчал, обхватив большой бокал своими лапищами с тёмной загрубевшей кожей.

– А что, остальные друзья по Афгану, не пишут?

Евдохин широко улыбнулся:

– Почему же, пишут! Из Питера пишут, из Перми. Даже из Николаева, с Украины!

– А москвичи? С вами в десанте служили москвичи?

Евдохин снова улыбнулся:

– Само собой, служили! Кстати, с москвичами я частенько перезваниваюсь. С Лёшкой Зобниным, с Виталиком Полоцким. Классные, между прочим, ребята!

Я опять напомнил о Ковалёве:

– Ваши москвичи, естественно, видели Игоря в последние год-два?

Евдохин с сожалением мотнул головой:

– Не видели, ни год, ни два назад. После переезда в столицу, он вообще не наведывался к нашим. Как в воду канул!

– Может, отношения не такие, чтобы по гостям ходить?

– Да какие отношения – после Афгана, мы друг дружке роднее братьев! – вскинулся Евдохин. – Вы, вообще-то, были на войне?

Я отрицательно покрутил головой.

Потом Сергей, по моей просьбе, рассказал об Игоре.

– Брат он и есть брат, – неторопливо начал бывший десантник. – Мы с ним призывались в один день одним военкоматом. Вместе были в учебке, а затем год и два месяца спали в одной палатке и вместе ходили на «боевые». Даже дембеля дождались одновременно!

– Игорь был снайпером?

Евдохин удивлённо посмотрел на меня:

– Откуда вы знаете?

– Интересовался в военкомате, – без обиняков ответил я. – Когда разыскиваешь человека, никакая информация о нём не будет лишней. Уж поверьте…

– Верю, – кивнул собеседник. – Кстати, в учебке мы оба получили специальность снайпера-разведчика. Правда, Игорёк всегда стрелял гораздо лучше – все-таки, кандидат в мастера спорта!

– У вас там были СВД? – сверкнул я познаниями в снайперском оружии.

– Конечно, были. Только на взятие караванов и в засады мы всегда брали пулемёты. Это вещь! – в глазах Евдохина, едва ли не впервые за время нашего разговора, появился азартный блеск. – Как вспомню, что мы там выделывали, мороз по коже!

Ещё час назад я не собирался особо влезать в афганское прошлое друзей-десантников, которых потом разлучила затейница-жизнь. Но, чем дольше я слушал Евдохина, тем интересней было узнавать всё новые и новые факты из сумасшедшей афганской молодости Ковалёва, к которому я, к моему собственному удивлению, понемногу проникался симпатией.

По словам друга, Игорь мало напоминал паиньку, к которому не прилипала грязь. Как и другие ребята из спецназа, он не только отчаянно атаковал душманские караваны и терпеливо сидел в засадах, но и, при случае, мог запросто покурить чарс, выпить бражки из кишмиша, или за десять чеков, налепленных на десантный люк БТРа, поиметь медсестру-«чекистку» из кабульского госпиталя. Словом, вел себя, как обычный двадцатилетний парень, попавший в не совсем обычные условия, на которого друзья могли полагаться всегда и почти во всём. А на войне это дорогого стоит!