Лето бородатых пионеров - [48]

Шрифт
Интервал

Он не видел их, но точно знал, кто и из какой точки полумрака пристально смотрит на него: умершая год назад тетя Мотя со двора его детства, ведрами сыпавшая соль под яблони бабуля Веры; красногубый однокашник, режиссер студенческого театра, безграмотная ботаничка, сумками таскавшая с пришкольного участка, ретивый полковничек, запретивший когда-то их выпускной школьный вечер, небритые ханыги, претендующие на сострадание, гладкие окатыши-функционеры, с которыми Крутову приходилось сталкиваться, его первый начальник – хитрый ленивый лис двухметрового роста, пытавшийся сесть ему на шею, старшина, мучивший его просьбами сочинять письма сразу двум невестам (на всякий случай), девушка с наивными глазами, заманившая его в подворотню улицы Горького, где Крутова пытались угостить велосипедными цепями.

Откуда-то взялись поблескивающие стеклами итальянских очков агенты западных спецслужб. Раскаленной точкой на коже давал о себе знать ненавидящий взгляд… Все это было в полумраке, не добром пропахшем. А Крутов чувствует это, но не уверен, что все сидящие в зале в глубине души хотели бы стать добрыми, и могли бы – да опасаются показаться слабыми, боятся, что будут раздавлены себе подобными.

Они вчетвером на сцене. Но довольно странное это выступление. Крутов читает какой-то текст, с трудом различая слова, написанные латинскими буквами, аббревиатуры, ребусы. Читать становится все труднее. Он запинается. Речь комкается. Растут тягостные паузы. Жар от юпитеров, сцена-витрина, неразвеваемая недоброта зала… Спина потеет, лоб в испарине. Но – удивительное дело! – внутри растет спокойная радость. Чувство, что выступление это, может быть, и нужно кому-то, но это – не то, это – не его, не для него. В зале начинают угрожающе гудеть. Ребята волнуются. А Крутов видит только Лену, ее растерянный взгляд сквозь слезы. Ему жаль ее, но он не может дать ей знать, что беспокоиться за него не стоит. И сейчас – более чем когда-либо.

Его листок оказывается у Розанова. Тот читает бойко и деловито. С ним все в порядке. Крутов незаметно за спинами ребят покидает сцену. Он уходит в боковую дверь, напоминающую иллюстрацию к «Золотому ключику». Поднимается по винтовой железной лестнице. Тусклые фонарики едва освещают влажные камни стены. Лестница крутая. Крутов идет быстро, все быстрей, и чувствует, что сил у него прибавляется. Шахта лестницы глуха. Ни звука не доносится до Крутова, ни луча света извне. Он делает виток за витком…

И вдруг в глаза ударяет живой свет. Черная вертикальная нора осталась позади. Далеко внизу, «меж зубцами строгих башен – сочность луга заливного, и святое детство пашен, и широкая дорога». Небо голубое до ликования. Крутов видит, что оказался на колокольне. К нему подходит старик с серебряной бородой и протягивает концы веревок, привязанных к колокольным языкам. Колокола, покрытые патиной, слегка покачиваются на ветру. Старик смотрит прямо в глаза, но Крутову не страшно. Апостольская суровость старика сменилась испытывающе-добрым взглядом. «Откуда у тебя орден Красный Звезды?» – спрашивает он.

Крутов не отвечает. Он крепко накручивает на кисти рук концы веревок, и-и… Динь-дон-н, динь-дон-н! Мерный гул заполняет всю округу. Динь-дон-н, динь-дон-н! – над полями медный звон, древний кремль – вверх дном, ходят церкви ходуном, башни вдруг заговорили колокольным языком-м-м…

IX

Крутов открыл глаза. Перед глазами крохотный жучок заползал за облупленность деревянной скамейки. Крутов понял, что был в обмороке. Болела ушибленная скула. Хоть помри – никто не подойдет, подумал Крутов и тут же поправился: «Это пьяницы приучили. Интересно, сколько народу поумирало вот на таких скамейках?».

Он с трудом добрел до гостиницы.

Испуганный Евгений Романович предложил нитроглицерина и уложил одетого соседа на кровать. Даже сандалии ему снял.

– Говорят, достает только до ближайших улиц. Помехи! – сказал инженер, перехватив взгляд Крутова на видневшуюся за окном телевышку.

– А может, оно и лучше? – слабо улыбнулся тот бледными губами.

– Жара спадает, слава богу, – произнес инженер.

«У Ани, наверное, кудри совсем уж распрямились», – подумал Крутов и машинально уставился в телевизор.

На экране какой-то прапорщик деревянно клал руку на тощие плечи призывников, вращал желваками и произносил кондовые фразы. Но то ли от кокарды его исходило некое мессианское сияние, то ли бегло упомянутые факты его биографии должны были выглядеть достаточным основанием для его проникающего, как радиация, авторитета, – но все подопечные прапорщика отходили от него с просветленными улыбками. Точь-в-точь иудеи на одном из западных религиозных комиксов, который показывал Крутову знакомый таможенник.

Почему-то положительным безусловно считался лишь тот из многочисленных героев фильма, чей дед погиб на войне, а отца успело ранить.

– Вам нравится? – спросил приходящий в себя Крутов.

– За кого вы меня принимаете? – отозвался инженер, продолжая смотреть.

– А этот-то откуда?…

На экране появился человек в военной рубашке без галстука, без фуражки, и, подобно греческому хору, произнес вслед безупречному герою монолог, где эта безупречность формулировалась в четких фразах. «Хор» говорил минуты три, исчез и больше не появлялся.


Еще от автора Игорь Викторович Дьяков
Под крылом Жириновского

С 1990 года автора волею судеб свело с Владимиром Жириновским. Сотрудничество было прерывистым: то начиналось свободное от картонной, по большому счету, Думы, собственное дело; то семейно-бытовые обстоятельства создавали естественные паузы. Если кто помнит – газета «Империя», издательства «Русское Слово» и «ФЭРИ-В», развод по-после-советски… Но с 2007 года уже никаких перерывов не было. Соответственно, вся творческая энергия автора по-честному ушла в одно русло.Одни «патриеты-доброжелатели» поспешили подумать, что автор помре.


Рекомендуем почитать
Пингвин влюбленный

«Когда любовь нечаянно нагрянет, то от неё хорошего не жди»… Известный писатель, прожжённый людовед, влюбился. И, думаете, в кого? В эстрадную певицу Мальвину, знакомую вам по повестям «Рыжая из шоу бизнеса» и «Бегущая под дождём». Что же из этой сумасшедшей любви выйдет?


Нечаев вернулся

Роман «Нечаев вернулся», опубликованный в 1987 году, после громкого теракта организации «Прямое действие», стал во Франции событием, что и выразил в газете «Фигаро» критик Андре Бренкур: «Мы переживаем это „действие“ вместе с героями самой черной из серий, воображая, будто волей автора перенеслись в какой-то фантастический мир, пока вдруг не становится ясно, что это мир, в котором мы живем».


Овсяная и прочая сетевая мелочь № 13

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Амариллис день и ночь

«Амариллис день и ночь» увлекает читателя на поиски сокровенных истоков любви, в волшебное странствие по дорогам грез и воспоминаний. Преуспевающий лондонский художник Питер Диггс погружается в сновидения и тайную жизнь Амариллис – загадочной и прекрасной женщины, которая неким необъяснимым образом связана с трагедией, выпавшей на его долю в далеком прошлом. Пытаясь разобраться в складывающихся между ними странных отношениях, Питер все больше запутывается в хитросплетениях снов и яви, пока наконец любовь не придает ему силы «пройти сквозь себя самого» и обрести себя в душе возлюбленной.


Птицы, или Оглашение человека

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Краткая история тракторов по-украински

Горькая и смешная история, которую рассказывает Марина Левицкая, — не просто семейная сага украинских иммигрантов в Англии. Это история Украины и всей Европы, переживших кошмары XX века, история человека и человечества. И конечно же — краткая история тракторов. По-украински. Книга, о которой не только говорят, но и спорят. «Через два года после смерти моей мамы отец влюбился в шикарную украинскую блондинку-разведенку. Ему было восемьдесят четыре, ей — тридцать шесть. Она взорвала нашу жизнь, словно пушистая розовая граната, взболтав мутную воду, вытолкнув на поверхность осевшие на дно воспоминания и наподдав под зад нашим семейным призракам.