Лето бабочек - [96]

Когда Себастьян открыл дверь, я нервно улыбнулась.

– Привет. Прости, что так долго не отвечала.

– Нина. – Он почесал в затылке; он был в белой футболке и спортивных штанах.

– Как дела? – сказала я. Я наклонилась, чтобы поцеловать его, но он не реагировал.

– Я в порядке. – Он плохо выглядел. Под глазами у него были синяки, и он был бледный.

Я прошла за ним в дом, с грохотом захлопнув за собой дверь, от чего сама же подпрыгнула; я забыла, что эту дверь нужно придерживать.

Входная дверь того, что когда-то было нашим домом, вела прямо в гостиную, красивую комнату с оригинальными половицами и деревянными ставнями, но она была – и всегда была – беспорядочной грудой со старыми провисшими диванами, стопками книг и, на почетном месте, с красно-лазурно-сине-зеленым килимским ковром. Как мы ругались из-за этого проклятого ковра! Он купил его в турецком магазине через дорогу, когда у нас едва хватало денег на еду и счета, не говоря уже о ненужных напольных покрытиях. Это был символ моего страха перед бедностью, которую я так живо помнила с детства. У Себастьяна всё было иначе – когда у него не хватало денег, он получал помощь от банка Дэвида и Циннии. Такие пустые траты, но как это было весело. В квартире стало уютно, как дома. И я стояла на ковре, прямо там, с рюкзаком, и сказала Себастьяну, что возвращаюсь к маме, и он засмеялся, прежде чем мы начали кричать друг на друга. Как будто он не мог в это поверить, думал, что это шутка.

Теперь я все это вспомнила, и Себастьян положил руку мне на плечо.

– Хочешь выпить?

– Выпить? Что, алкоголь?

– Нет, «Хорликс». Конечно, алкоголь. – Он исчез в маленькой кухне, и я последовала за ним. Все тот же старый шаткий холодильник, крошечный огороженный садик с потрескавшейся бетонной поверхностью. Герань, которую я поставила в горшках на улице, каким-то чудом осталась живой. Себастьян достал из холодильника вино и налил в два бокала.

– Хм… только немножко, – запротестовала я. – Честное слово, Себастьян. Я не могу, у меня сегодня куча дел… – Даже мне показалось, что это прозвучало неубедительно.

Себастьян посмотрел вверх, уставившись на меня пылающим взглядом.

– Ради бога, Нина, – сказал он. – Выпей, черт возьми. Один бокал. Ты не можешь просто тусить здесь, как ни в чем не бывало.

Я взяла стакан.

– Послушай, извини, что не отвечала.

– Да.

– Не знаю, что сказать.

Мы неуверенно смотрели друг на друга, и в крошечной комнате, где столько всего произошло, воцарилась тишина. Паук, который заполз в «Мармайт». Парочка наверху и их надоедливая тявкающая собака. Шумные ребята с соседней улицы, наркоторговец через три дома, пьяница, который мочился на улице, у нашего окна. Званый обед, где поваренная книга упала на эту самую газовую плиту и чуть не сожгла дом дотла; в те времена, когда мы так ужасно ссорились, что я выбросила телефон Себастьяна в унитаз.

Это было очень, очень… все было экстремально, драматично, душераздирающе – и это было так глупо, все это, на самом деле, – но, стоя здесь снова, я испытала явное, такое резкое, горько-сладкое воспоминание о том времени. Потому что во многом наш брак был похож на то, как Дороти открывает дверь после ухода циклона: цветная жизнь после черно-белого, и это было замечательно.

Кто, черт возьми, та девушка, которая жила здесь с ним? Где она сейчас? Я скучала по ней. Я хотела, хотя бы на час, снова стать ею. Быть храброй, чувствовать любовь, знать, что я могу покорить мир.

– Это… – Я пожала плечами. Не плачь. У меня закружилась голова: Эбби, жара, и я ничего не ела с самого завтрака. – Послушай. Я прошу прощения. Я пришла извиниться. И поговорить.

Он выглядел удивленным.

– О чем?

– Ох. О – ну, ты понимаешь. О нас. О том, что случилось той ночью… эм, знаешь, мой отец вернулся. И…

– Ах, об этом! – саркастически воскликнул Себастьян. – Ну да! Как мы пошли выпить пару недель назад и я сказал, что люблю тебя! И писал тебе каждый день, и звонил, и спрашивал, как ты и что происходит! А потом не услышал абсолютно ничего, совсем ничего, в ответ! О да! – Он хлопнул в ладоши. – Я не совсем понял, о чем ты хотела поговорить. Об этом!

Он замолчал, покраснев, глаза его сверкали от гнева, потом взял кухонное полотенце и принялся протирать им все поверхности, что было полным безумием, потому что: а) я никогда раньше не видела, чтобы он занимался домашним хозяйством, и б) кухонное полотенце досталось мне в наследство от миссис Полл, это была одна из немногих вещей, оставшихся после ее смерти, когда клининговая компания все вычистила. Там была цитата Бетт Дэвис: «Старость – не место для неженок».

– Мне нравится это полотенце, – сказала я после паузы. – Оно принадлежало миссис Полл. Могу я забрать его?

– Нина, это что, шутка?

– Прости, нет-нет. – Я обхватила голову руками. – Оставь себе полотенце.

– Плевать мне на это дурацкое полотенце! – Вены на шее Себастьяна вздулись. – Я хочу знать, как у тебя дела. Что, черт возьми, происходит. Вот и все. А ты не говоришь мне абсолютно ничего!

– Я понимаю. Я знаю. Только это было безумие. Мой отец… Мама… – Я подняла руки. Как объяснить все это: исчезновение отца, уход матери из повседневной жизни, злость Малка. – Это долгая история.