Лето бабочек - [77]

Мой распорядок дня вращался вокруг походов в читальный зал Британской библиотеки, где я ждала, когда у меня появится возможность просмотреть новости, но в основном чтобы проверить, не прислала ли Мэтти мне сообщение через колонку частных объявлений.

Я понятия не имела, какую роль эта чертова колонка сыграет в моей жизни в Лондоне. Дома, конечно, у меня было радио и копия «Таймс» моего отца, на которую можно было смотреть, когда его не было или он дремал. А теперь могло произойти что-то катастрофическое, и были все шансы, что я не услышу об этом – в общежитии не было радио, не было газет. В марте Гитлер вторгся в Австрию, предположительно мирно, и заявил, что «спасет» судетских немцев, живущих в Чехословакии, через границу с Германией. Ситуация была странной: внешне все было так спокойно, но каждый день мы замечали небольшие изменения. На улицах появлялись знаки: «АНС-станция». В Гайд-парке рыли траншеи. Издалека они выглядели не чем иным, как гигантские кротовины, – я помню, тогда я впервые поняла, что что-то будет.

За день до этого я сидела в читальном зале Британской библиотеки и листала «Таймс», притворяясь, что не голодна, не отчаялась, с любопытством оценивая взгляды незнакомцев на меня – Почему эта девушка такая грязная, такая некрасивая, такая странная? Почему она чешется? Почему она всегда здесь сидит? – когда, к счастью, я обратила внимание на одно из объявлений в колонке частных объявлений. И действительно, все пришло из того объявления.

Издательство Афина-Пресс, 5 Карляйль Меншенс, Гендель-стрит, WC1, срочно ищет молодого специалиста с минимальными навыками набора текста, отличными административными способностями; сообразительного и грамотного; из хорошей семьи; в состоянии справиться со смешными и в то же время наглыми кошками и собаками; умеет быстро читать и организовать офис из 2 человек; также некоторые легкие домашние обязанности. Проживание включено. Абонентский ящик T345 Таймс, 72 Регент-стрит, W1.

Я немедленно туда написала, и меня попросили прийти на собеседование в Карляйль Меншенс на следующий день. Очень смелая, я отдала две жалкие монеты уборщице, живущей вниз по улице от отеля, чтобы постирать и отгладить юбку и удалить запах лошади. К счастью, я также смогла одолжить шелковую рубашку у Марии, милой продавщицы из «Хиллс», которая занимала комнату по соседству со мной, хотя она была полнее, поэтому рубашка была немного велика и ее пришлось застегнуть до верха. Затем, стараясь не чесаться, я представилась в «Дебнемс» и спросила, можно ли мне попробовать молочный порошок для лица «ярдли». Скучающий продавец напал на меня с энтузиазмом, и через двадцать минут я ушла, пахнущая борделем и похожей, как я увидела в отражении на стекле, на очень, очень измученную и ничем не примечательную танцовщицу из «Палладиум»: бледно-спекшееся лицо, уши, руки, шея красная и мокрая от высыпаний на теле. Мне страшно хотелось почесаться, зайти в телефонную будку и почесать все тело. Только величайшее самообладание, отработанное за эти годы, остановило меня.

Когда я добралась до Карляйль Меншенс, я позвонила в звонок и отступила назад, поскольку зуд снова настиг меня.

– Это вы? – Высокий голос, прозвучал откуда-то надо мной, с сильным акцентом.

Я посмотрела вверх и вокруг, подумав, не ослышилась ли я.

– О, Теодора Парр. Из… Я пришла по объявлению, которое вы разместили в «Таймс». Издательство «Афина».

– Нет. «Афина-Пресс», – внезапно произнес голос, гудя через домофон. – Так говорить неправильно.

– Извините, – сказала я. – Мне следует… Я не перепутала день?

– Нет, я полагаю, все верно. Ну, входите.

Дверь открылась. В прихожей было прохладно и темно, на полу были черные и белые квадратные мраморные плитки, несколько из них треснули и нескольких не было. Было тихо, за исключением звуков чьего-то пения, глубокого баса. Я поняла, что понятия не имею, откуда в этом большом холодном здании раздавался голос, поэтому я продолжала подниматься по лестнице, надеясь, что кто-то снова закричит.

Когда я дошла до верхнего этажа, я огляделась, не зная, что надо делать. Голова немного кружилась от голода: днем раньше я потеряла сознание в трамвае – ужасно стыдно. Я стояла там, цепляясь за перила, глядя на сломанные и пропавшие балюстрады, надеясь, что не провалюсь сквозь них, когда дверь открылась, и тень, идеальные очертания молодого человека, упала на меня из дверного проема.

Я не смогу описать вам Эл должным образом, не заставив вас посмотреть в окно, если там солнечный день. Посмотрите на голубое небо. Посмотрите на яркость, ясность синего цвета, и то, как ваши глаза потом болят, потому что везде так темно. Вот как это было, увидеть Эл впервые.

– Кого вы ищете? – Тень была настоящей: мальчишеские, стройные, высокие скулы, слегка раскосые темные глаза. Молодой человек шагнул вперед птичьим движением, которое я потом так легко узнавала, и быстро и уверенно, но в то же время осторожно, коснулся моего предплечья одним пальцем. Глаза, такие откровенные, такие полные смеха, слегка изогнутая улыбка, слабый румянец на щеках, тонкие длинные руки, переменный акцент – иногда твердый кокни, иногда Гуги Уитерс, иногда низкий и серьезный, – это была единственная переменчивая вещь в Эл. Я очень изменилась в течение своей долгой жизни – у меня было так много разных версий себя. Эл не мог быть чем-то иным, кроме этого красивого, богоподобного существа, полного радости и юмора, и темного, сладко пьянящего движения, как кошка, потягивающаяся, долго пролежав на солнце.