Лето бабочек - [57]

Минуту я оставалась на месте, сопротивляясь желанию открыть дверь купе и прокричать ей что-нибудь вслед. Потом меня накрыла волна возбуждения. Я была здесь. Это происходило со мной. Когда я сняла шляпу, я поймала свое отражение в зеркале, мое лицо полыхало, губы искусаны, глаза огромные. Я выглядела по-другому. Ощущение Мэтти, легкий аромат ночного сада, из которого я убегала, звуки поезда, пыхтящего перед отправлением, – все это, казалось, навсегда врезалось мне в память. Я вскарабкалась на верхнюю полку, легла на одеяло, которое расстелила Мэтти, и уставилась в противоположную стену. И потом я как бы нарочно закрыла глаза и сладко проспала всю дорогу, в одежде, пока на следующее утро не проснулась в полной растерянности, от стука в дверь и вежливого, взволнованного голоса:

– Мисс… Вы будете завтракать? Мы прибыли на станцию, но мы просим немного подождать разгрузку.

– Да, пожалуйста, – ответила я, поспешно спрятавшись под одеяло, чтобы не показывать, что я спала одетой, и стараясь выглядеть как уставшая путешественница.

Вошел мужчина с серебряным подносом, на котором лежали идеальные треугольнички тоста с маслом и солидная порция джема, чайник с чаем и – ох, как волшебно – моя личная копия «Таймс», аккуратно сложенная, с несмазанным шрифтом. Я посмотрела на нее.

ПЯТНИЦА, 15 АПРЕЛЯ, 1938

Я выглянула в грязное окно, заляпанное сажей и дождем. Сквозь грязевые разводы я рассмотрела широкий сводчатый потолок, колонны, дым и гравий. Одинокий портье пробежал мимо, насвистывая, и букву за буквой прикрепил табличку:

Л-О-Н-Д-О-Н

Я здесь, я здесь.

Только сейчас я начала думать, что же я сделала. Я вспомнила Кипсейк, каким увидела его прошлой ночью в весенних сумерках, древние, серебряно-серые стены, свет от огня, который полыхал в Большом зале, отбрасывая тени на передний двор. Но потом, дрожа от предвкушения, потягивая слабый кофе, я отогнала от себя эти мысли.

Потом я свернула свой драгоценный, все еще нетронутый экземпляр «Таймс» и убрала в сумку, и сошла с поезда с высоко поднятой головой, уверенная, что поступила правильно. В Кипсейке сейчас Джесси, наверное, насвистывает песенку на кухне, стоя над кашей. Длинные тени, укрывающие дом по утрам, ползут по зубчатой крыше.

Ты была в городе в день моего прибытия, моя дорогая. Ты, наверное, проснулась, причесалась, надела брюки, съела свою яичницу. Мы обе тогда еще не осознавали, что до нашей встречи оставалось всего несколько дней и наши жизни изменятся навсегда. А я, освободившись от гнета отца, от Кипсейка, медленно шла по платформе, размахивая сумкой, как героиня какого-то фильма, которую не волновала ни единая вещь на свете.

Так началось мое лето бабочек.

Часть вторая

Глава 12

Это Малк пригласил моего отца войти. Если бы он этого не сделал, одному богу известно, сколько бы мы еще проторчали на пороге.

Некоторое время помолчав, он вдруг сказал:

– Послушайте, нельзя вот так стоять и ссориться на улице. Давайте пройдем в дом, ради бога. Думаю, мы все обговорим, пропустив по стаканчику. – И он жестом пригласил Джорджа Парр.

Как и всегда, когда за дело брался Малк, мама уступила, хотя при этом резко втянула ноздрями воздух. Когда мы все прошли по коридору, мама показала отцу на гостиную.

– Ты идешь? – спросила она Малка, подняв на него глаза.

– Конечно, да, детка, – ответил Малк и зашел внутрь за Джорджем Парром.

Себастьян оглянулся на лестницу в кухню, где покинутые гости, наверное, уже неловко переговаривались между собой. «Я пойду вниз. Объясню, в чем дело, – сказал он. – Может быть, они незаметно разойдутся».

– Ох, это отличная идея. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты можешь уйти, если… – начала я.

– Со мной все хорошо, – сказал он, весело улыбаясь.

Я посмотрела, как он спустился в кухню, желая, чтобы он остался со мной. Как верный друг. Потом повернулась, закрыв за собой дверь.

Мы никогда не пользовались гостиной. Это длинное узкое помещение, состоящее из двух соединенных залов, заставленное толстыми и старыми книгами, с CD-проигрывателем – и там еще стоит шкафчик со стеклянными дверцами, а на стенах висит несколько картин. Это красивая комната. Идеальная для тихих поминок или легкой вечеринки с хересом. Или, как выяснилось, для первого воссоединения семьи после того, как ваш отец вернулся с того света.

Папа вопросительно глядел по сторонам, как будто не понимая, в какую кроличью нору он свалился. Он поднял китайскую чашу, которую Малк купил маме в польской керамической лавке на Эссекс-роуд, потому что ей нравятся такие вещи, изучил ее и поставил обратно, без внимания.

– Итак – вы заняли и первый этаж? – спросил он маму. – Квартира старого Веллума, если не ошибаюсь? ВВС? Или он был моряком?

Она смотрела на него, сложив руки на груди, прислонившись к шкафу, и я подумала, что в сумрачном свете она выглядит намного моложе, а ее глаза намного больше.

– Мы занимаем весь дом.

– Весь дом? Чудесно. – Он скользнул взглядом по ней, потом по Малку. – Вот так трюк. Я полагаю… боже… вы удачно вложились.

Это было странно слышать, но я почувствовала, что мы втроем стали ближе, почти ничего не зная об этом незнакомце. Он