Летные дневники. Часть 1 - [20]

Летчики суеверны: никакой материализм не поможет, если подошел заряд. Только на бога и надежда: авось поможет.

Бог был. Вышли на связь - дали видимость 1500 при минимуме аэродрома 1400. Стали снижаться, дали нам заход с прямой.

Я берег силы для посадки и до 400 м пилотировал через автопилот. Болтать начало с 1300, мы снизились, и за 18 км все было готово. Заранее приняли решение заходить с закрылками на 28.

Метрам к ста трепало вовсю; самолет то проваливался, то кто-то невидимый сильно поддавал нам под зад. Зацепившись взглядом за торец, я попросил второго держаться за штурвал помягче, а сам взнуздал машину железными руками. Ветер был боковой, градусов под 60, метров 15, с порывами до... бог знает сколько, но сцепление давали 0,6. Мешали слегка поземок и вихри снега, это немного напоминало Норильск, только с болтанкой.

Вошли в зону вихрей, но полосу видно было хорошо. Запас скорости был, моя задача была - подвести пониже и реагировать на случайные крены. Это удалось; секунда, другая, все замерло в ожидании... кажется, чиркнуло... нет? Кажется, да. Чуть отдал от себя для проверки, сразу почувствовал: бежим. Остальное было делом техники. Быстро падала скорость, но поземок не давал истинного представления о темпе ее падения и вообще о движении самолета относительно полосы. Здесь важно не упустить перемещение фонарей: они истинны, а поземок мнимый.

Зарулили, сказал: "Спасибо, ребята!". Замерил пульс:100. Вот и все. Да еще ноги в конце пробега были напряжены, потом почувствовалось.

Надя улетела в Ессентуки. Внезапная путевка, недолгие сборы - и мы с Оксаной одни. Новый год справлять без матери. Все повторяется, как в прошлый раз.

Вчера с боем вырвал отпуск. Сегодня слетаю в Москву с разворотом — и все.

Купил пару елочек, сделаю из двух одну. Елка для нас - ритуал, а Новый год - лучший праздник.

23.12

Погиб Витя Фальков. Только что. Я как раз был у Колтыгиных; Витя час назад ушел на Москву. И тут звонок: Раисе сообщают, что только что, сорок минут назад, разбился в Емельяново наш самолет. Раиса села, вся белая. Какой рейс? Иркутский...

Я схватил телефон, позвонил в ПДСП. Трубку сняли, слышен гвалт, шум, крики: "Давай скорее!" Что можно сообщить по телефону: командир Фальков, все погибли.

Через десять минут позвонил Витя домой, я еле добился от него причину: пожар на взлете - и связь прервалась.

Позвонили Васе Лановскому. Он добавил, что самолет горел до земли, очевидцы наблюдали. Вроде как заходил на посадку и упал в 4 км от ВПП. Вот и все. Ушли мы с Оксаной домой.

Раиса в шоке; слава богу, что Витя позвонил.

Сейчас снова позвонила: у нее знакомая в училище, так сказала, что подняли 400 курсантов в оцепление.

На Иркутск обычно человек 80-100. А если бы на Москву? Да, собственно, какая разница сколько.

Все произошло на глазах у провожающих.

Год кончился.

Хотел я завтра идти на кардиограмму, да, видно, не судьба. Сердце заболело; выпил я валокардину, вроде прошло.

Боже мой, жены ждут через час-полтора мужей... Иркутск ведь так близко.

Вспоминается, как падали давно в Шереметьево, когда горели двигатели на Ил-62. Сейчас то же самое, только пожар на самом деле. И, видно, самолет был неуправляем. Виктор Семенович не из тех, что теряются. Полярный летчик, опытный, на "Тушке" командиром года четыре, и налет у него наверняка за 15 тысяч часов. Да что часы... когда падаешь. И смерть - вот она.

Вот тебе и ответ на вопрос о вероятности пожара. Неделю назад прекратил взлет Володя Уккис: пожар двигателя. Успели опустить уже поднятую переднюю ногу на скорости 260, сделали все что надо и остановились в 50 м от торца. Вася Лановский был бортинженер, быстро перекрыл пожарный кран, пожар погас мгновенно.

Что же здесь? Какой подлый агрегат таился до самого сложного момента и сработал наверняка, как заложенная заранее мина?

Будет комиссия, причину установят, будет разбор. Как был после гибели Шилака...

А каково лететь ребятам, очевидцам? Сейчас порт откроют, пойдут рейсы. За штурвалами обычные люди, они переживают катастрофу, а надо лететь, надо везти людей. Отказаться? Руки ведь дрожат, и пульс частит, и сердечки так же болят, как и у меня здесь.

Но людей надо везти.

Вася, думай только о себе. Это случилось не с тобой, которого все так любят, а больше всего ты сам. Это случилось с Витей Фальковым, и ты пойдешь его хоронить, и его экипаж, и проводниц. Как хоронил Шилака, и Филиппова, и Шпагина. Много их было, хороших ребят, и ты видел обгоревший безголовый труп Валерия Ивановича, и клал его на железный стол, и манжеты все были в его крови... А потом валялся с жесточайшей ангиной.

Нет, Вася, люби себя, если хочешь летать. Пройди кардиограмму. Не нервничай, не переживай. Ты жив, сыт, доволен жизнью. Это не с тобой. Не твоей жене скажут завтра. Не твоя дочь осиротела. Не твоя жена легла полчаса назад в тревоге, в вечной тревоге, прислушиваясь, чутко ловя через дремоту знакомые шаги...

Есть ли бог? Нет, бога нет. Есть слепая случайность. Я летал в Иркутск несколькими днями раньше. Может, даже на той же машине. И лопатка еще держалась в турбине. Или не лопатка? И при чем здесь Иркутск?