Летним вечером - [5]
— Мамочка, ведь это был папа? Он приехал из командировки? Мама… ну, почему ты молчишь?
И тогда мама вдруг падает на кровать, зарываясь лицом в подушку, и спина у нее начинает вздрагивать.
Испуганный Саша с плачем кидается к кровати:
— Мама! Мамочка! Что с тобой?
Женщина поднимает голову, и светлые слезинки бегут одна за другой по ее щекам. Она машинально вытирает их, потом притягивает сына к себе и, с трудом сдерживая рыдания, говорит, и голос у нее срывается:
— Нет у нас папы, Сашенька.
— Нет папы? — Саша испуганно и недоуменно смотрит на мать. — Как нет папы? Но ведь мы сейчас видели его в магазине. Он вернулся из командировки?
И в напряженной тишине комнаты точно удары тяжелого молотка падают на ошеломленного мальчика страшные слова:
— Он никуда не уезжал, хороший мой. Он ушел от нас… Он нас больше не любит.
В воскресенье у мамы выходной день, и в детский сад идти не нужно. Она с утра садится шить, а Саша просится в скверик возле дома, где уже собралось много ребят. Здесь под старым кленом копошится в песке и Ниночка — маленькая приятельница Саши из десятой квартиры, — старательно лепит из песка пирожки.
— А пирожки надо делать вот так, — авторитетно заявляет Саша, быстро набивая песочницу влажным липким песком.
Дети так увлечены игрой, что не замечают ничего вокруг.
— Саша, — слышит вдруг над собой мальчик знакомый голос и, вздрагивая, роняет песочницу.
На аллее совсем рядом стоит папа. На нем светлый парусиновый костюм, в руках он держит картонную коробку.
— Папочка! Папа! — Забыв обо всем на свете, Саша бросается к отцу, но внезапно точно неведомая сила останавливает его на полдороге.
Рядом с отцом видит он незнакомую женщину в голубом платье. Она очень красива. Запах дорогих духов исходит от ее платья, рук, волос.
Незнакомка делает шаг вперед, и губы у нее растягиваются в улыбке.
— Ну, поди же сюда, глупенький. Я тебя не съем, — говорит она и длинными пальцами берет Сашу за подбородок и начинает разглядывать его.
— Он — твоя копия, Анатолий, — усмехаясь, замечает она. — Вылитый портрет, даже родинка на щеке, как у тебя.
Саша не знает, кто эта женщина, но безотчетное чувство вражды к незнакомке вспыхивает в нем.
Лицо у папы делается жалким и виноватым.
— Я прошу тебя, Соня, позволь мне поговорить с мальчиком наедине, — просительно говорит он, и женщина, пожав плечами, отходит, а папа берет Сашу за руку, неловко сует ему картонную коробку и, глядя куда-то мимо Саши, бормочет:
— Это тебе от меня подарок. Ты не скучай.
Он раскрывает коробку, и Саша едва не вскрикивает от восхищения: в коробке лежит тот самый игрушечный поезд, что так хотелось ему, тот самый, с разноцветными вагончиками. Но в памяти мальчика вдруг отчетливо и ясно всплывает и пустой ящик для писем и газет, и мамины красные, заплаканные глаза, и Саша с размаху ударяет рукой по коробке. Разноцветные вагончики летят на песчаную аллею, а Саша, захлебываясь от рыданий, топает ногами:
— Ты злой, нехороший, папка! Я тебя не люблю! — исступленно кричит он.
Резко повернувшись, он стрелой мчится к дому и уже не видит бледного растерянного отца, не видит, как в усмешке кривятся тонкие губы незнакомой женщины.
Вот и лестница! Одна ступенька, вторая, третья… На лестничной площадке Саша спотыкается и, больно ударившись обо что-то острое и не замечая этой боли, с плачем влетает в комнату и, с разбегу уткнувшись в мамины колени, горько-горько рыдает.
— Сашенька, что случилось? — тревожно заглядывает мама в его заплаканные глаза. — Тебя мальчики обидели? Ты ушибся?
Она видит на коленке сына глубокую царапину и больше уже ни о чем не расспрашивает. Мочит одеколоном кусочек бинта и осторожно, как умеет это делать одна только мама, перевязывая ранку, ласково говорит:
— Ну вот и все, мой хороший. До свадьбы заживет. Не плачь, утри слезки. Ведь ты у меня уже большой.
Саша влезает на мамины колени и прижимается к ней. И, вдруг порывисто обхватив ее шею худенькими ручонками, горячо целует маму в щеку.
ВРАГИ
Сквозь неплотно прикрытую стеклянную дверь в конторку доносился шум работающих станков. Мастер Филипп Назарович Колотухин положил на рычаг трубку телефона и через очки строго посмотрел на дверь. В дверях стоял токарь Василий Желтов, парень длинный, худощавый, но мускулистый. Серенькая кепка у него была сдвинута на затылок, белесый вьющийся чуб свисал на лоб. В руках он держал промасленную тряпку и вытирал ею пальцы.
Мастер качнул головой, и Желтов, поняв этот жест, плотнее прикрыл за собою дверь и шагнул к столу.
— Вы меня вызывали, Филипп Назарыч?
— Вызывал.
— По какому делу?
— По такому, — старик сердито глянул на Желтова и нахмурился. — Ты чего к девчушке пристаешь? А?
— Что вы, Филипп Назарыч, я… ничего, — смущенно пробормотал Желтов и густо покраснел.
— Вот то-то: «ничего»… Нехорошо это, Желтов, не по-комсомольски. Зачем обижаешь девушку?
— Обидишь ее, как же! Она сама кого хочешь обидит! — буркнул Желтов и мрачно покосился в угол.
— Ну, вот что, — сухо проговорил мастер и встал. — Долго мне с тобой рассуждать некогда. И я, и ты — оба на работе. Чтобы штучек этих больше не было…
Желтов тряхнул головой, так, что чуб свесился на лоб еще больше, закрыв глаз, досадливым движением спрятал волосы под кепку, хотел что-то сказать, но раздумав, махнул рукой и вышел из конторки.
