Летние обманы - [41]

Когда я наутро выехал на машине с территории хозяйства и свернул на шоссе, через дорогу от себя я увидел на обочине человека в светлом костюме. Он всегда носит светлый костюм, и костюм ему всегда немного великоват. Он мог бы показаться жалким и нелепым. Но во всем его облике, в каждом движении, в походке чувствуется угроза, поэтому он выглядит не жалким и нелепым, а опасным. В зеркале заднего вида я увидел, как он перешел через дорогу и сел в стоявшую там машину, а немного спустя заметил, что его машина едет следом за мной.

10

Сделав несколько шагов, он подошел к стулу, повернул его так, чтобы не видеть человека в светлом костюме, сел согнувшись и опустив сложенные руки на колени и остался сидеть повесив голову. Я пододвинул себе другой стул и уселся напротив:

— Потом он стрелял в вас в Кейптауне?

— Всю следующую неделю я то и дело на него натыкался. То он ждал, прислонившись к фонарному столбу напротив ресторана, где я обедал, то оказывался перед книжным магазином, когда я из него выходил, хотя, когда я входил, его там еще не было, то обнаруживался на противоположном сиденье в автобусе, когда я поднимал глаза от газеты. Двери моего дома выходили прямо на море, и я каждое утро и каждый вечер совершал длинные прогулки по пляжу. Встретив его однажды на берегу, я засел дома. Но иногда все-таки приходилось выходить, и, когда я отправился в Кейптаун за покупками, он в меня выстрелил. Средь бела дня, прямо на улице.

Проведя несколько дней в больнице, я снова начал летать, я петлял и петлял и наконец решил, что оторвался от него. И ему действительно-таки понадобился целый год, чтобы снова меня отыскать.

Я посмотрел на человека в светлом костюме. Он обратил на меня взгляд и стал смотреть, как будто играя в гляделки: когда двое смотрят друг другу в глаза, пока кто-нибудь не сморгнет. Через некоторое время я отвел глаза.

Мой сосед улыбнулся:

— Такой год! Я люблю море и опять подыскал дом на морском берегу, на этот раз в Калифорнии. Если имеешь деньги и ведешь себя правильно, в Америке тоже можно, не привлекая к себе внимания, жить неузнанным. Сначала я испытывал некоторое неудобство оттого, что не мог пользоваться кредитными карточками, ведь по ним человека можно отследить. Но если тебе спешить некуда, то можно обойтись и без кредитной карточки. Тем более что хозяин дома предпочитал наличные, а не пластиковые деньги, — вероятно, он обманывал налоговую службу.

Вам знакомо побережье к северу от Сан-Франциско? Местами оно скалистое и суровое, местами песчаное и ласковое; Тихий океан грозен и беспощаден, как никакое другое море; нависшие над водой горные склоны по утрам затянуты туманом, а под лучами полуденного и вечернего солнца их засохший бурый травянистый покров отливает золотом: этот мир словно каждый день заново рождается во всей его красе. Мой дом стоял у подножия склона, достаточно далеко от проезжей дороги, чтобы не слышать машин, и достаточно близко к морю, чтобы его шум сопровождал меня с утра и до вечера не громким и грозным ворчанием, а тихим и мирным шепотом. А небо! Ах, какие закаты! Особенно нравились мне алые и розовые — живописные полотна с роскошной палитрой красок. Но и приглушенные краски трогали мое сердце — когда бледное солнце погружается в туманную дымку и без следа скрывается в море. — Он тихонько хохотнул — немного иронически, немного смущенно. — Я увлекся восторгами? Да, действительно. Я мог бы еще долго продолжать восторгаться: терпким соленым воздухом, и грозами, и радугой над морем, и вином. А Дебби! Как она была хороша и белокура и не шла по жизни, а танцевала. Она была словно вернувшаяся с того света Ава, но если вернувшиеся с того света покойники стремятся причинить зло другим, то Дебби желала мне только добра. Она жила в получасе от меня, у нее был дом на горе, конь и собака, и она рисовала иллюстрации к детским книжкам. Она была добра — не потому ли, что воспринимала каждый миг настоящего как ребенок? Она жила моментом, и без нее я бы не насладился последним годом на воле так, как это случилось благодаря ей.

— Последний год на воле?

Он кивнул в сторону человека в светлом костюме:

— Спустя год он снова стоял у въезда на мой участок. Я мог бы его убить. О да, я обзавелся оружием и выучился стрелять. Из снайперского ружья я попадал в цель с большого расстояния. Но тогда вместо него пришел бы другой. Я подумал, что атташе, может быть, успокоится, если в Германии я предстану перед судом, и удовольствуется приговором, каким бы тот ни был. Может быть, тогда он оставит меня в покое.

— Вы решили сдаться властям?

— Поэтому я и лечу в Германию. Если получится, мне хотелось бы, чтобы мой арест произошел не прямо на паспортном контроле. Сначала я хотел бы повидаться с матерью и с моим защитником. Если ты сам с адвокатом являешься к судье, это производит более выгодное впечатление, чем если тебя приводит полиция как арестованного. Не знаю, как бы… — При этих словах он взглянул на меня с тихой, мягкой улыбкой. — Не согласились бы вы одолжить мне свой паспорт? Мы с вами довольно похожи. Вы скажете, что у вас украли бумажник, — это доставит вам некоторые неприятности, но ничего страшного не случится. Самая большая неприятность от украденного бумажника — это хлопоты по восстановлению документов, но с этим вам не придется возиться. Через несколько дней вы найдете свой бумажник в почтовом ящике.