Летнее утро, летняя ночь - [34]

Вообще говоря, ничего сверхъестественного не было в том, что Элис Фергюсон, не сомкнувшая глаз в эту летнюю ночь, наморщила лоб и, даже не смахнув с верхней губы росинки пота, вышла пройтись вокруг квартала (чего бояться, если безмятежный и похорошевший городок залит лунным светом, а тебе восемнадцать лет и потому все нипочем) – и заметила старушек Джиллетт, которые в два часа ночи коротали время в млечном полумраке: поблескивая колючими глазками и сложив на бюстах-подушках пухлые фарфоровые руки, они мерно раскачивались в креслах-качалках, чтобы не замучила астма, – одни, совсем одни.

От неожиданности Элис даже вздрогнула, но потом вспомнила байки про их добровольное пожизненное заточение, помахала рукой и окликнула через лужайку, повернувшись лицом к серебристой от росы веранде:

– Добрый вечер!

Через некоторое время кресла-качалки перестали раскачиваться, и одна из сестер отозвалась:

– Доброе утро.

Элис Фергюсон рассмеялась:

– И правда, уже утро. Ну, тогда доброе утро.

Сестры молча закивали.

– Чудесная ночь, – сказала Элис Фергюсон.

– Ты – Элис Фергюсон, – выговорила одна из старушек.

– А вы откуда знаете?

– Тебе восемнадцать годков.

– Да. – Она смешалась.

– Подойди-ка поближе, дитя мое, – сказала сидевшая в тени Нэнси Джиллетт, превосходившая сестру возрастом и тучностью.

Ступив на залитую мягким лунным светом траву, Элис приблизилась к перилам веранды и вгляделась в едва различимые лица.

– Да ты влюблена, – произнесла Нэнси Джиллетт страшным шепотом.

– А вы откуда знаете?

Сестры опять начали раскачиваться и со значением переглянулись.

– Нет, откуда вы знаете? – не унималась Элис Фергюсон.

– А он тебя не любит, – сказала Нэнси Джиллетт.

– Ох… – вырвалось у Элис.

– Ты себе места не находишь, вот и блуждаешь по ночам, – сказала вторая сестра каким-то странным голосом.

Элис понуро стояла у перил, подрагивая ресницами.

– Не горюй, дитя мое, не горюй, – зашептала Нэнси Джиллетт, отрывая руки от необъятной груди. – Ты пришла туда, куда нужно.

– Я не собиралась…

– Ш-ш-ш, мы тебе поможем.

Элис заметила, что и сама перешла на шепот, и они втроем превратились в ночных заговорщиц, кутающихся во мрак и лунный свет, как в черный бархат, подбитый белыми соболями.

– А как? – прошептала она.

– Дадим приворотное зелье.

– Но ведь…

– И это приворотное зелье, дитя мое, ты унесешь с собой.

– У меня не хватит…

– О деньгах речи нет, дитя мое.

– Не верю я…

– Поверишь, дитя мое, непременно поверишь, когда оно подействует.

– Мне неудобно…

– Нас обременять? Да нам это ничего не стоит. Оно у нас под рукой, в доме, верно я говорю?

– Верно. Верно.

– Пойду я.

– Нет, погоди. – Сестры перестали раскачиваться и вытянули руки перед собой, на манер гипнотизеров или канатоходцев.

– Поздно уже.

– Ты ведь хочешь покорить его сердце, правда?

– Хочу.

– Вот и славно. Инструкция – на этикетке. Неси флакончик, сестра.

Через считаные мгновения, уплыв с веранды необъятным призраком, младшая сестра вернулась с поблескивающим зеленым флаконом и поставила его на перила. Рука Элис потянулась сквозь лунный свет.

– Прямо не знаю…

– Не сомневайся, – шепнула Нэнси Джиллетт. – Попытка не пытка, уж ты нам поверь. Когда тебе восемнадцать, оно от всех бед помогает. Бери.

– А что там?..

– Да ничего особенного. Сейчас покажем.

И Нэнси Джиллетт вытащила из недр своего бюста сложенный платочек, словно отрывая его от себя. Вслед за тем она расстелила его на перилах, где посветлее, и воздух тотчас же наполнился травяным ароматом лугов и полей.

– Белые цветы – чтобы задобрить луну, летний мирт – для звезд, сирень – для дождей, красная роза – для сердца, грецкий орех – для ума, недаром он похож на мозг, понимаешь? Кристальная вода из быстрого весеннего ручья, чтобы дело шло быстрее, и веточка перечной мяты, чтобы согреть его кровь. Квасцы, чтобы унять его страх. И капелька сливок, чтобы твоя кожа виделась ему лунным камнем. От платка веет всеми этими снадобьями, а вот и сам флакон.

– Неужели поможет?

– Еще как поможет! – воскликнула Нэнси Джиллетт. – Для того и приготовлено, чтобы он бегал за тобой, как щенок, до скончания века! Лучше нас никто не умеет смешивать приворотное зелье. Чтоб ты знала, Элис Фергюсон, мы над этим трудимся с тысяча девятьсот десятого года – вот сколько у нас было времени, чтобы оглянуться назад, пораскинуть умом и ответить, почему за нами никто не ухаживал, не предлагал руку и сердце. А ответ – здесь, в этом платочке, в разных снадобьях, и если нам самим уже поздно, так пусть хоть тебе поможет. Вот, бери.

– А до меня кто-нибудь его пробовал?

– Что ты, дитя мое, конечно нет. Такое зелье кому попало не дается, по бутылкам не разливается. Мы за свою жизнь чем только себя не занимали: и ажурные салфеточки вязали – в доме их пруд пруди, и мудрые изречения в рамочки вставляли, и покрывала вышивали, и марки собирали, и монеты коллекционировали, каких только дел себе не придумывали – и живопись, и ваяние, а под покровом ночи работали в саду, чтобы никто не приставал с расспросами. Ты видела наш сад?

– Да, он чудо как хорош.

– Так вот: не далее как на прошлой неделе – мне как раз семьдесят стукнуло – работаем мы с Джулией в саду и видим, как ты бредешь мимо по ночной улице сама не своя. Тут я Джулии говорю: не иначе как из-за парня. А Джулия мне: помочь бы ей в сердечных делах. Сама я в это время розовый куст подстригала; срезала розу и отвечаю: почему же не попробовать? Стали мы ходить по саду и выбирать нежнейшие ростки – даже сами помолодели, приободрились. Запомни, Элис: розовая вода оживит его чувства, листочки мяты пробудят интерес, дождевая вода смягчит язык, а щепотка эстрагона растопит сердце. Подлей ему в содовую, в лимонад или в чай со льдом одну каплю, потом две, три – и можешь брать голыми руками.