Летит стальная эскадрилья - [18]

Около двух недель ежедневно наша группа тренировалась по программе, разработанной лейтенантом Б. Б. Глинкой. Каждый из нас старался, делал все возможное, чтобы показать, на что он способен в воздухе. И в первые дни оценки, которые скупо давал на разборе полетов Борис Глинка, вселяли надежду, что дела мои не плохи. Школа Глинки благодаря его опыту и нашим неустанным стараниям усваивалась успешно.

Но как бывает в жизни? Вот-вот финиш, цель близка — и вдруг разом все обрывается. Недаром говорят: старые ошибки не забывай — споткнешься. С первых полетов в аэроклубе, реже в авиашколе, периодически и в боевом полку у меня повторялась одна и та же ошибка на посадке — высокое выравнивание. Летчики знают, как и чем в различных ситуациях это кончается.

Тогда стоял ясный, солнечный день. Я выполнил на «отлично» несколько полетов. И вот последний…

Планирую после четвертого разворота, четко вижу посадочный знак, но тут резкая, необычная команда по радио: «Ниже! Ниже! Ниже!..» Скорее почувствовал, чем увидел, — высоко. В оставшиеся секунды сделать, однако, ничего не успел, и самолет без скорости с небольшим левым креном грубо упал, не долетев до посадочного «Т». Что-то треснуло… Машина неуклюже на правой и передней стойке шасси с плавным уклонением влево не катилась, а ползла. Ползла, казалось, вечность. Наконец самолет остановился. Я выскочил из кабины, посмотрел под фюзеляж — левой стойки шасси нет. Она осталась далеко позади, на месте первого приземления.

Подбежали техники, механики, пилоты-однокашники — смотрят сочувственно. Неторопливой походкой подходит Глинка. Мелькнула было мысль скрыться. Но где?! А Борис Борисович уже рядом и спокойно спрашивает:

— Ну что, все собрались? Подумаешь — нога оторвалась! Товарищ инженер, оттащите самолет на заправочную, поставьте новую стойку шасси и продолжаем полеты. Время — деньги.

Я не верил своим ушам: ждал разноса, всевозможных упреков, взысканий, как это часто делалось в подобных случаях. А тут:

— Ну а ты, пилот, что приуныл? — Глинка отыскал меня глазами: — Зевнул, зевнул немножко… Я же подсказывал — ниже! Не успел… Ну ничего, не такое бывает…

Стою, опустив голову, чувствую, нужно что-то сказать, а слова на ум не идут.

— Все задания сегодняшние выполнил? — спрашивает Глинка.

— Последний полет был, — отвечаю тихо.

— Ну ладно. Слетай вне плана вон на том крайнем самолете по кругу и успокойся.

Не верю, не может быть! Стою как вкопанный.

— Что стоишь, боишься, что ли? — улыбается Глинка.

Я пулей рванулся к самолету. От волнения дрожат руки. Это замечает механик и начинает меня успокаивать:

— Таких случаев при переучивании у нас много бывало. Слабые стойки шасси больное место, у этих самолетов…

Слушаю, знаю, что это неправда, что говорится это только для меня, чтобы приободрить, поднять настроение. А сам запускаю мотор. И вот уже выруливаю, взлетаю…

Посадку я произвел отлично, но все словно во сне.

На разборе полетов о моей неудаче Борис Глинка промолчал. Получилось так, что и друзья-пилоты вроде бы ничего не видели. Только Женя Денисов не удержался и заключил с восхищением:

— Во метода! А какой смелый наш ББ!..

Я же не переставал думать о злосчастной посадке, твердо был уверен, что все еще впереди и за поломку поплачусь сполна. К счастью, я глубоко тогда ошибался.

Умный, тонкий, чистый человек был мой первый фронтовой учитель. Чертовски нам всем повезло, что попали к нему. В Борисе Глинке была сильно развита ироническая жилка. Иронией он заменял окрики и внушения, и действовала она лучше всяких выговоров. Когда Бориса Глинку отозвали на повышение, мы горевали так, словно теряли родного человека. Да он и впрямь стал родным.

После войны, окончив военно-воздушную академию, Борис Борисович Глинка занимал высокие командные должности и продолжал учить молодежь многотрудному искусству воздушного боя.

* * *

…Программа нашей тренировки закончилась. Мы прошли короткую, но хорошую школу подготовки. И вот всех пилотов распределили по полкам. Гучек, Кондратьев, Шанин, Денисов, Можаев, Кшиква, Богашов и я попали в 45-й, только на днях переименованный в 100-й гвардейский истребительный авиационный полк. Остальные ребята — в 16-й и 104-й гвардейские истребительные авиаполки 9-й гвардейской истребительной авиадивизии.

Наш, 100-й гвардейский, был сформирован еще до войны, в 1938 году. Боевые действия начал в Крыму в боях по обороне Севастополя. Большой вклад внес полк и в оборону Северного Кавказа в период с июля по сентябрь 1942 года.

Высокая активность гитлеровцев рвущихся к кавказской нефти, требовала максимального напряжения наших войск, особенно авиации. И в ожесточенных воздушных боях летчики полка сбили 34 немецких самолета. Мужеством, мастерством отличились здесь Михаил Петров, Николай Лавицкий, Дмитрий Глинка и многие другие пилоты. 23 августа 1942 года в схватке против шести Ме-109 Василий Вазнан, умело маневрируя, сбил один «мессер», а когда кончились боеприпасы, пошел на таран. Герой погиб смертью храбрых…

Необычайно велик был успех полка в битве над Кубанью. За два месяца напряженных воздушных боев летчики сбили 118 фашистских самолетов! Особо отличившимся пилотам — братьям Борису и Дмитрию Глинка, Павлу Берестневу, Николаю Кудре и Дмитрию Ковалю было присвоено звание Героя Советского Союза. По два-три ордена получили летчики Николай Лавицкий, Михаил Петров, Иван Бабак, Василий Шаренко, Гедалий Микитянский, Дмитрий Шурубов, Виктор Островский… Но поредел и летный состав полка. Навсегда остались в кубанской земле мужественные воздушные бойцы Дмитрий Коваль, Николай Кудря, Владимир Канаев, Иван Шматко, Николай Кудряшов, Александр Поддубский.