Летим в Лас-Вегас! - [7]

Прозвенел звонок Элоиз, моя одноклассница, предложила вместе прогуляться по местным магазинам. Невольно я оглянулась на Си Джея. Он стоял прямо у меня за спиной.

– Любимая! – произнес он звучным, чуть насмешливым голосом. – Когда увидимся мы вновь, моя любовь, моя любовь?

– День один – короткий срок, миг свиданья недалек, – ответила я без запинки.

– Раз нельзя тебя обнять, буду о тебе мечтать!

И пошло, и пошло! Как настоящие мастера сцены, мы ни на миг не выходили из ролей. Разбор пьес, уроки пластики и мимики пролетали, как во сне: я считала минуты до семинаров мистера Риза. Мне казалось, что сама судьба соединила нас с Си Джеем. Мы словно получили официальное разрешение любить. На семинарах мы узнавали вкус любви, не стесненной ни страхом, ни смущением, ни предрассудками. Все перепуталось: в реальном мире я играла равнодушие, а на сцене сбрасывала маску.

– А теперь посмотрим, как вы жаждете первого поцелуя! Джейми, прекрати отвлекать партнера разговорами… просто смотрите друг на друга… смелее, смелее, вот так. – И через несколько секунд: – Хорошо, достаточно… Очень хорошо… Джейми, я сказал, достаточно!

От популярных песенок мы скоро перешли к классике. В поэтических состязаниях Си Джей меня побивал, и неудивительно: поэзия была его страстью. Пришлось приналечь на классиков: чтобы не отставать от Си Джея, я глотала сборники стихотворений, и в голове у меня все стихи перепутались. Но какой был восторг, когда удавалось без запинки ответить Си Джею подходящей цитатой!

На следующий день после первого поцелуя в присутствии двадцати двух восторженно вопящих студентов он спросил:

– Ну, как тебе вчерашнее?

И я, набрав воздуху в грудь и шалея от собственной отваги, ответила:

Пронзила сердце боль, но сладостна она. Целуешь в губы ты – трепещет мое сердце.

От его взгляда у меня подогнулись коленки. Я, наверно, упала бы – но в этот миг Си Джей прижал меня к стене и поцеловал во второй раз. Никогда – ни раньше, ни позже – я не испытывала такого взрыва страсти! Ощущение было такое, словно прыгаешь с самолета без парашюта. Должно быть, я свихнулась – мне это понравилось!

Си Джей взял меня за руку и повел прочь из здания колледжа. Мы вышли за изгородь и, убыстряя шаг, направились к реке. По лугу, густо усеянному нежным жасмином и сочным первоцветом, мы вышли туда, где клонила ветви над водой плакучая ива. Под этой-то ивой мы целовались часов пять, лишь изредка отрываясь друг от друга, чтобы выдохнуть или вдохнуть.

С того дня все свободное время мы проводили в тайном уголке – под этой самой ивой.

За день наше гнездышко, согретое летним солнцем, становилось уютным и мягким, словно пушок на персике: впрочем, скоро мы стали брать с собой старую собачью подстилку. С наступлением сумерек мы выскальзывали из спален и разыгрывали под ивой собственные сцены из «Сна в летнюю ночь». Стриженые вихры мои превращались в золотые косы Рапунцель, убогое девчачье платьице – в одеяние королевы. Да что там, – я забывала даже о своих угрях!

Порой мы молчали, переполненные счастьем: я дремала, свернувшись клубочком в его объятиях, и не знала, чего еще желать. Порой, наоборот, смеялись и дурачились. Помню, как однажды, когда я, как обычно, ждала его у реки, он подкрался сзади и произнес:

На цветущем брегу задремала она,

Убаюкивая девичьи печали,

Ее нежный румянец разгорался, алел

Под горячими солнца лучами…

Иными словами, ты горишь! – закончил он и улыбнулся так, что мне и вправду стало жарко.

– Что собираешься сегодня делать? – спросила я.

– Сидеть здесь и считать твои веснушки, – усмехнулся он.

– Нет чтобы вычислить силу, с которой меня любишь…

– Можно и этим заняться.

– Уж лучше я процитирую Элизу Дулиттл: «Неужто вы не хотите меня поцеловать? Нет, не объясняйте как – просто покажите!»

– Показать? – рассмеялся он. – Да у тебя на платье останутся такие пятна от травы, что ни в одной прачечной не отстираешь!

– Ах, вы все обещаете, обещаете…

Он прыгнул на меня, и, визжа и хохоча; мы покатились по камышовому берегу…

…Представляю, как тошно было на нас смотреть всем прочим студентам!

В последний вечер звезды сияли так ярко, что я не могла грустить. Предстоящая разлука казалась мне нереальной: я просто не в силах была поверить, что вдруг останусь без него.

Си Джей встал и сделал несколько шагов.

– Джейми, – заговорил он, остановившись под склоненными ветвями ивы, – собственными словами я не в силах выразить то, что чувствую. Но я нашел одно стихотворение и хочу прочесть тебе несколько строчек.

Дрожащими руками он развернул листок бумаги…

Порою сердце радости полно,

Порой гляжу в твои глаза с мольбою,

Я знаю в жизни счастье лишь одно —

Лишь то, что мне подарено тобою.

Он робко взглянул на меня. Я привстала и потянула его за штанину.

Присев рядом, он прошептал:

– Джейми, я тебя люблю! – и прежде, чем я успела ответить, сунул мне в руку бумажный пакетик. Там лежал простенький серебряный медальон – двуликая маска, символ театра.

– Улыбка – это счастье, которое ты мне подарила, – объяснил он. – А скорбь – моя грусть оттого, что мы должны расстаться.

Стоит ли удивляться, что мне хотелось визжать и сучить ногами, когда жизнь моя свелась к бездумному глазению в телевизор вместе с Тревисом?