Летим на разведку - [7]

— Сима, ты под самолетом что-нибудь видишь?

— Ничего не вижу! — отвечает он, разглядывая землю между облаков.

— Идем вниз, под облака! — кричу я и отдаю штурвал от себя так, что от изменения атмосферного давления трещат барабанные перепонки.

— Правильно, давно бы так! — одобряет мои действия Сухарев, снимая с лица кислородную маску.

Высота восемьсот метров. Устанавливаю самолет на заданный Сухаревым курс и прибавляю скорость.

— Ребята, смотрите, чтобы «мессеры» внезапно нас не атаковали. Петро, ты слышишь?

— Слышу, командир! Смотрю! — отвечает Баглай скороговоркой.

— Петро, высота восемьсот метров. Держи связь с аэродромом!

— Держу. Слышно слабо, но связь есть.

— А ты кислородную маску снял? — шутя спрашивает его Сухарев.

— А ты думаешь, если мы за линией фронта, то я растерялся, что ли? Сибиряка фашистом не напугаешь!

— Я думаю о том, чтобы тебе лучше вести осмотрительность. И связь будет надежнее.

— И я об этом думаю!..

Приступаем к выполнению задания. Высота полета для фотографирования очень мала. Я это знаю и на фотографирование не захожу. Веду машину чуть в стороне от объектов с разворотом, чтобы лучше их видеть. Прохожу над портом, железнодорожной станцией и аэродромом Мариуполь, затем над крупным железнодорожным узлом Волноваха. На путях стоят тридцать четыре состава. В конце полета прохожу над аэродромом Старобешево, аэродромом и портом Таганрог. Сухарев записал в бортовой журнал необходимые данные, а Баглай все передал на КП по радио.

Маскируясь облачностью и солнцем, прохожу севернее Таганрога линию фронта в обратном направлении.

— Командир, а как ты думаешь, почему по нашему самолету не били зенитки и не встретили истребители?

— Вон чего захотел, романтик. Говоришь, мало оказали чести? Фрицы на такой маленькой высоте нас не ждали, Петя. На это я и рассчитывал! — отвечаю стрелку-радисту.

— Уже один вылет есть.

— Будет один вылет, Сима, когда зарулим на стоянку. Смотрите за воздухом.

— Пока небо чистое. Доверни десять градусов вправо — выйдем точно на свой аэродром, — говорит Сухарев.

— Есть десять вправо! — весело отвечаю я.

После посадки докладываю майору Соколову о выполнении задания. Он, сказав мне «хорошо», начал деловито принимать от Сухарева разведданные.

В честь нашего первого удачного вылета девчата-оружейницы — Зоя Картышкина, Маша Климина и Рита Макеева — собрали большой букет полевых цветов и, когда Баглай, Сухарев и я вышли из кабин, поздравили с первым боевым вылетом и, разделив букет на три части, вручили нам цветы.

Вечером ко мне подошел один бывалый летчик, отвел в сторону и сказал:

— Будешь так ухарски летать — отлетаешься скоро, собьют! И запомни: никаких цветов — нехорошая примета…

Настроение испортилось, но я ответил:

— Цветы — черт с ними, а воевать буду так, как умею!

Второй и третий боевые вылеты выполняю в составе полка на бомбометание по целям: хутор Мариенгейм и населенный пункт Григорьевка. Это укрепленные пункты врага на переднем крае.

Впервые вижу, как бьет зенитка. Сначала вспыхивает огненный бутон, а затем из него разворачивается черное облачко. Оно больше или меньше размером — значит, снаряды крупного или среднего калибра. Когда разрывы ложатся близко, слышно глухое «ах!» — ходи тогда после полета вокруг машины и считай пробоины.

Мы выполняем все поступающие из штабов армии и дивизии задания на разведку. Когда свободны, летим с группой на бомбометание. Если в боевом строю полка все места заняты — мы запасные. Выруливаешь тогда с полком на старт и в сторонке «молотишь» винтами. Не вырулил кто-то по каким-либо причинам — взлетаешь и занимаешь в строю его место. Взлетели все заруливаешь на стоянку.

Мне очень нравится экипаж, с которым я летаю. Сухарев безошибочно производит штурманские расчеты и расчеты на бомбометание и фотографирование. Когда он выполняет их, я смотрю на него и думаю: «Какой умница!»

Хорош стрелок-радист Баглай. Он скромен, в совершенстве владеет связью, оружием, осмотрителен в воздухе. За все время, в течение которого мы вместе летаем, он еще ни разу не сказал мне, что взят в экипаж в добровольно-принудительном порядке. Конечно, хочется, чтобы и мой штурман, и мой стрелок-радист были так же довольны мной, как и я ими.

…28 июля. В этот день, во время выполнения семнадцатого боевого вылета, мы попали в перепалку из-за погоды.

Выполнено задание. Везем домой нужные разведывательные данные и фотоснимки. Но за наше двухчасовое отсутствие над аэродромом Мечетный появилась грозовая облачность, на землю обрушился страшной силы ливень.

Как всегда, подходим к аэродрому с малым запасом бензина. Мечетный расположен вдалеке от характерных ориентиров. Единственный ориентир стоянка самолетов, землянка и навес.

— Будь внимательным, Сима. Не дай бог нам потерять в этих условиях ориентировку, — говорю штурману, когда над Новошахтинском резко ухудшилась погода.

— Не потеряем. В школе нас этому не учили. — В шутке штурмана чувствую добрую уверенность. Молодец.

Сухарев вывел самолет точно на аэродром. Теперь дело за мной. Посадить машину в таких условиях не так-то просто. А тут еще, как назло, прекратилась связь. В наушниках шлемофона сплошной треск от грозы. Вокруг мечутся молнии. Ливень и сильный ветер усложняют пилотирование самолета. Лобовые стекла фонаря кабины залиты водой. Кабина сильно протекает. Укрепленный на ее полу штурманский компас АН-4 залит. В нижнем остеклении мелькнула и тут же исчезла стоянка самолетов.