Летейский брег - [4]

Гаснет солнце в сумрачных просеках…

Как все странно? в солнечном Июне

Снег в низинах, талый лед на реках.

«Покрылись льдом ручьи и реки…»

Покрылись льдом ручьи и реки,

Короче и туманней дни.

И у редеющей просеки

Стоят, как грустные калеки,

Горевшие стволы и пни.

    Тревожит тишь таёжный шорох,

    Скрипит тревожным стоном ель.

    Простор безлюдий. Звери в норах.

    Сосновых игл поднявши ворох.

    Заводит ветер карусель.

Но помню я, – сухой без влаги

Тлел дерн. Бросал лесной пожар

На сосны огненные флаги…

… Теперь здесь сон, как в саркофаге,

И в синей мгле горит Стожар.

«От саней упали резко тени…»

От саней упали резко тени, –

В снег зарылся солнца алый шар…

Встали тихо пегие олени,

И от них клубится сизый пар.

Потемнело небо и поблекло,

Серебро холодное вокруг,

И, как будто сквозь цветные стекла,

Загорелся яркий полукруг.

Я один в просторе снежно-белом,

Мне знаком седой пурги обман.

Путь укажут Боги только смелым! –

Говорил мне сумрачный шаман.

Забытый скит

Мелькает снег и падает беззвучно,

И горизонт с нависшим небом слит.

  В лесу, в молчаньи скучном

  Грустит забытый скит.

Бревенчатые стены почернели,

И без крестов поникли купола…

  Покрыла плесень щели,

  Ползет по темным полам.

Сереют в окнах занавеси блекло, –

Их пауки плели трудясь года.

  Проходит в разбитые стекла

  Свет, – мутная вода.

И только раз бродяга, ночью снежной,

Забрел сюда, спасаясь от погонь,

  И долго жил безнадежно,

  Боясь зажечь огонь.

Но он ушел в холодный звездный вечер.

Луна смеялась в ледяном окне…

  С тех пор качает ветер

  Скелет на сером ремне.

Скитский праздник

В полях цветет пшеница, у хмеля вьются кольца,

На солнце золотятся церковные кресты…

Идут толпой нестройной полями богомольцы

Святителям молиться в зеленые скиты.

В пустынях, где чернеют святительские срубы,

Служить молебны будут и свечи зажигать,

Здесь возвещали старцам Архангелов! трубы

Небесное спасенье, земную благодать.

И будут говорить всем монахи рясофоры

О житии блаженном, о кознях сатаны,

Как оживали камни, как сотрясались горы,

Как кровью обливался туманный лик луны.

Когда уйдут монахи, – вдали умолкнет пенье…

Смотреть, не веря, буду в жемчужный небосклон,

И буду долго слушать могильные растенья,

И тихий монастырский вечерний перезвон.

Возвращение

Лесная ширится дорога,

Все реже лес, все чаще пни…

И вот задумчиво и строго

В деревне светятся огни.

О Русь моя! О Русь родная!!

Скажи, чем сердцу ты близка?

Леса, пожары, ширь степная

И безысходная тоска.

И я любил и ненавидел,

В другой стране, твой вечный сон,

Но плакал я, когда увидел

Опять твой тусклый небосклон.

И как мне сладко по ухабам

Теперь на тройке мчаться в даль,

И в грязных хатах встречным бабам

Рассказывать Твою Печаль.

У окна

1.

Сегодня на улицах слякоть

И грязь вместо снега видна,

И хочется мне заплакать,

Устало склонясь у окна.

Я вижу тень на карнизах,

Свод неба совсем стальной,

А дальше, в сумерках сизых,

Трамваев огонь цветной.

Какая-то черная птица

Летит к туманной луне…

Мне больше сон не приснится

О странной, другой стране.

2

На дворе играет шарманка

Белый снег мелькает в окне

Слышу, девочка итальянка

Мне поет о южной весне.

Все равно мне туда не уехать,

Как и ей, никогда! никогда!..

И спокойно без слез и смеха,

Я давно встречаю года.

Только мне всегда так обидно

Слушать этот усталый альт…

Ведь за песни люди бесстыдно

Бросят деньги на мокрый асфальт.

Сказка

В старом замке, на скале высокой,

Что стоит средь леса одиноко,

Со своею дочкой жил король.

В замке было мертвенно-пустынно,

Колебалась в нишах паутина,

И диваны разъедала моль.

И в разбитые цветные стекла

Лес смотрел расплывчато и блекло,

И казалось плакал о былом.

Трое слуг всего лишь в замке было;

Старая – престарая кобыла,

Что дремала в стойле над овсом,

Старый негр угрюмый меланхолик,

Он страдал подагрой, и от колик

Вечно охал, пил вино и спал.

И бессильно и смешно грозящий,

Одиноко рыскающий в чаще,

Хромоногий и слепой шакал.

Сам король жил одиноко в башне,

И томимый думою всегдашней

Золота найти старался сплав.

На столе лежали в ряд реторты,

Философский камень весь истертый,

И пучки каких-то красных трав.

И король работал дни и ночи,

Не смыкая старческие очи.

Кровь мышей и корни трав варил.

Все что было в старом замке прежде,

Весь отдавшись радостной надежде,

Он давно и навсегда забыл.

Но среди всей обстановки хмурой,

Дочери, принцессы белокурой

Образ девственный светло витал.

И когда она смеялась звонко,

Ярким смехом девушки-ребенка,

Старый замок странно оживал.

Но и это милое созданье

Волновали странные желанья.

То она смеется целый день,

То вдруг вскочит и с хромым шакалом

Пробежит по темным мертвым залам,

Гибкая как радостный олень.

То уйдет с рыданьем в лес дремучий

И следя как ветер гонит тучи,

Там всю ночь пробродит до утра.

Или сядет в полночь у болота

И томит ее одна забота,

Чтоб в воде яснее серебра,

Вдруг увидев в радостной тревоге.

Лик русалки вдохновенно строгий,

Бросить ей из ландышей букет.

Было время в замок приезжали

Женихи, но головой качали

Услыхав из уст принцессы «нет».

Почему? Она им два вопроса

Задавала: кто ей может в косу

Заплести свет призрачной луны;

Или дать такое наслажденье,

Чтобы все что есть без исключенья

Навевало радостные сны.

Время шло. И как-то на пороге

Вытянув вперед хромые ноги,