Летчики на войне - [13]

Ответственность связистов возрастала по мере приближения дня начала операции, с которого открывалась бессменная вахта на вспомогательных пунктах управления, командных пунктах и пунктах наведения.

…Двухместный самолет приземлился неподалеку от собравшихся в кружок офицеров. Летчик, легко выпрыгнув из передней кабины, сказал своему пассажиру — девушке в аккуратно отглаженной гимнастерке с сержантскими погонами:

— Вот вы и на месте. Видите, кто-то из начальства прорабатывает разведчиков? Может, и некстати попали. Но вы, видать, не из робкого десятка. Ни пуха ни пера.

И он ободряюще улыбнулся.

Девушка в ответ тоже улыбнулась, провела пальцами по поясу гимнастерки, тщательно расправляя складки, скосила глаза на свои сапоги, чуть-чуть заломила пилотку и, стараясь не споткнуться, направилась к группе. Однако чем ближе подходила она, тем ее шаг становился менее уверенным, а когда приблизилась к летчикам, под перекрестными взглядами тридцати пар глаз и вовсе стушевалась, залилась румянцем и с ужасом подумала, что забыла слова подготовленного рапорта. Все же, взяв себя в руки, она подошла к старшему по званию и скороговоркой доложила:

— Сержант Надежда Журкина прибыла для дальнейшего прохождения службы в вверенной вам части. — Надя решила, что высокий грузный майор командует разведывательным полком.

— На какую же это должность? — критически оглядывая девушку, спросил начальник штаба.

— На должность стрелка-радиста, — снова покраснела она, поймав его иронический взгляд.

— На тебе! — с усмешкой произнес майор. — В нашем полку, извините, девиц на такой должности сроду не бывало. Да вы небось сегодня в первый раз в самолет сели, и то в качестве балласта.

Он хмыкнул, довольный своей остротой и реакцией на нее офицеров, среди которых послышался откровенный смешок.

У Нади больно сжалось сердце. Однако она сдержала себя. Не говорить же ей сейчас начальнику штаба полка то, что уже десятки раз повторяла командиру дивизии, подстерегая его то на КП, то возле столовой, то на узле связи, твердя одно и то же:

— Отпустите в летную часть.

И не отступала, в какой уже раз слыша:

— Вы, девушка, и так в летной.

— Нет, в бой! Стрелком-радистом на Пе-2!

Не открываться же ей, да еще при людях, этому неприятному майору в том, что волновало, не давало покоя долгие месяцы, — о своей цели, в которой видела теперь весь смысл жизни.

— Я, товарищ майор, летала самостоятельно в аэроклубе и даже была инструктором-общественником, — вполголоса, но твердо сказала Журкина, не изменяя стойки «смирно». — Знаю азбуку Морзе. Смогу и стрелять, когда потребуется.

— Как бы не так! В первом же вылете «мессеры» прикончат — вот и вся недолга. Или от холода закричите: «Ой, мама!»

И, все более распаляясь, майор продолжал:

— Покоя от вас нет. Каждый в воздушные стрелки норовит. От своих не отобьешься — то один, то другой с рапортом подкарауливает. Теперь и Вася, комсомольский вожак, в небеса задумал: оружейником, видите ли, ему служить наскучило. Из тира не выгонишь, от ключа не оттянешь!

Его тираду внезапно прервал красивый лейтенант с чубом, закрывающим пол-лба:

— Я с таким воздушным стрелком в бой не пойду.

Несколькими минутами раньше Надя обязательно вспыхнула бы, а то и расплакалась. Сейчас, глядя прямо в глаза лейтенанту, она спокойно произнесла:

— А я с трусом летать не собираюсь.

Разорвись рядом бомба, это не подействовало бы так, как фраза, брошенная девушкой. Сразу будто ветром сдуло с лиц усмешки. Летчики поспешили отвести глаза: кто-то стал внимательно рассматривать защелку на планшете, а один не мог удержаться от вздоха. Лишь негромкий басок нарушил тягостную тишину:

— Вот так отбрила. И кого? Пашу Хрусталева, орденоносного штурмана, аса разведки! Дивчина что надо, ее бы в нашу эскадрилью.

Майору тоже стало не по себе. Он понял, что затеянные им «смотрины» принимают неприятный оборот, и, отдавая Журкиной предписание, виновато проговорил:

— Вечером прилетит командир, доложите ему, а сейчас идите вон в тот дом под черепицей. Устраивайтесь на квартиру к связисткам.

Журкина четко повернулась и отошла, глотая на ходу слезы, которые текли все сильнее, потому что сзади послышалось:

— Зря обидели казака-дивчину.

Теперь можно было дать волю слезам: их никто не увидит.

Никогда потом, за все месяцы пребывания в полку, даже в самые трудные минуты она так не плакала, разве только тогда, когда не возвращался с задания кто-нибудь из полковой семьи, окружившей девушку заботой и вниманием.

Прилетев из штаба армии, подполковник Н. П. Щенников долго беседовал с Надей. Или его там предупредили обо всех обстоятельствах, предшествующих направлению девушки в полк, или сам стал на её сторону, узнав о причинах, побудивших связистку добиваться своего, но дальше все пошло относительно просто.

Утром на построении командир полка, представляя сержанта Журкину личному составу, сказал, что гвардейцы рады такому пополнению их дружной семьи, и не преминул заметить:

— В воздухе не новичок, радио знает, стрелять научим.

И, обращаясь к командиру эскадрильи майору Гаврилову, распорядился:

— Месяц срока для ввода воздушного стрелка в строй. А вам, товарищ Сафронов, — повернувшись к начальнику связи полка, сказал командир, — нужно заняться с сержантом радиоделом. Пусть возьмет над ней шефство старший лейтенант Никулин. Дмитрий Егорыч многих радистов вывел в люди.