Летчицы. Люди в погонах - [46]

Карпунин согласился с его доводами, и они двинулись вдоль берега. Растокин полз первым, чуть поотстав, пыхтел Карпунин. Трава от росы была влажной, гимнастерка и брюки намокли, неприятно липли к телу. Из-под рук Растокина вдруг вспорхнула с шипящим свистом птица, круто взмыла вверх. От неожиданности он вздрогнул, застыл на месте, сердце учащенно забилось. Карпунин пробурчал что-то себе под нос, и до Растокина донесся его сдавленный смешок.

На той стороне залаяла дворняжка, сначала вяло, нехотя, а когда скрипнула калитка, залилась неистовым лаем.

Растокин замер, бросил взгляд на речку. Прямо перед ним слабо светилось окошко стоящего на том берегу дома. Сомнения их стали рассеиваться. Они проползли еще метров сто. Речка круто повернула влево. Да, это было Рябово. Посовещавшись, решили пробираться к болотам.

Заря на востоке занималась все сильнее, и надо было спешить. Минут через двадцать Растокин почувствовал запах торфа, а под руками – влажную кочковатую траву. Дальше лежало болото, застоявшийся воздух плотно стоял над низиной. Они остановились. Увидев поблизости ельник, направились к нему.

Ельник оказался негустым, с прогалинами. На сухой поляночке они остановились, сели. Карпунин тут же перевалился на спину, вытянул затекшие ноги.

– Все, Валентин, отсюда ни шагу, – устало проговорил он. – Время коротать будем тут.

– День покажет… – неопределенно заметил Растокин.

Он сбросил сапоги, затем снял брюки, гимнастерку, отжал из них воду, расправил на траве и, преодолевая внутренний озноб, снова натянул на себя.

Чертыхаясь, тоже проделал Карпунин.

К утру им стало совсем зябко.

С севера потянул ветерок, от холода они стучали зубами. Чтобы согреться, надо было двигаться, но они так устали, что делать ничего не хотелось.

Заря на востоке уже горела в полнеба: у земли была багрово-красной, чуть выше – оранжевой, затем – светло-желтой. Когда взошло солнце и поднялось над горизонтом, стало теплее. Они ворочались с боку на бок, подставляя под его лучи то спину, то живот, но озноб пока не проходил.

– Фляжку бы теперь да по паре глотков спирту, – вздохнул Карпунин, – сразу бы внутрях подогрело. И зачем я ее оставил? Как бы она теперь пригодилась. А то вот стучи зубами, что дятел по дереву…

Растокин нащупал в кармане немецкую фляжку, найденную им неделю назад в одном блиндаже, объемистую и удобную, обтянутую фетровой тканью. Перед выходом он отдал ее Кочарову, тот не без удовольствия повесил ее на пояс рядом со своей, но потом Растокин передумал, взял обратно. Карпунину о фляжке он не сказал, зная его слабость к спиртному.

Солнце уже пригревало как следует, от гимнастерок шел пар.

Растокин сидел босиком, подложив под себя сапоги, и думал о том, как лучше организовать наблюдение за селом, речкой, чтобы к вечеру выработать решение и действовать наверняка.

Наскоро поели консервы с хлебом. Первым пошел в дозор Растокин. Пришлось снова по-пластунски пробираться к берегу. Он долго петлял, выбирая удобную позицию, пока, наконец, не остановился на небольшом холмике, поросшем кустарником. Отсюда хорошо просматривалось все село. Оно тянулось вдоль речки. Дома были в основном деревянные, покрытые сверху соломой, но кое-где крыши блестели железом. Село казалось вымершим, по улицам не ходили, не ездили, не было видно в этот утренний час и знакомого сизого дымка из печных труб.

«Может, тут нет никакого немецкого штаба? Нет вообще немцев? И вся наша затея напрасна? – Тревожный холодок в душе разрастался. – Если немцев нет здесь, будем искать в другом селе, но без «языка» не вернемся».

За селом, где, видимо, пролегало шоссе, показались крытые брезентом машины, за ними двигались танки. По привычке Растокин стал считать танки, машины и не заметил, как к селу повернули две легковушки. Поднимая пыль, они остановились почти на самой окраине села у длинного кирпичного здания. Из машины вышло несколько немцев. Немного постояв и о чем-то посовещавшись, они вошли в здание.

Растокин повел взглядом вдоль улицы, по ней торопливо шли в сторону этого же здания три офицера, оживленно жестикулируя руками. Еще двое немцев – один рослый, широкоплечий, другой чуть ниже его – шли с ведрами к речке. Рослый что-то рассказывал, оба громко смеялись.

Спустившись в лощину, они скрылись за бугром, а через некоторое время появились оттуда с полными ведрами воды.

«Там колодец, – обрадовался Растокин. – Ночью можно спрятаться в лощине у колодца и ждать кого-либо из немцев за водой. К тому же, через лощину переброшен мост, там тоже выгодно устроить засаду».

Прикинув, как лучше перебраться через речку и выйти к мосту, Растокин вернулся к ельнику.

Набросав под себя веток, Карпунин спокойно похрапывал. Сапоги стояли рядом, портянки аккуратно разложены на траве. Шел одиннадцатый час. Воздух изрядно прогрелся, было тепло. По усталому лицу Карпунина ползали мухи.

Растокин присел рядом, закурил. То ли от дыма махорки, то ли от хруста веток, Карпунин внезапно проснулся, схватил автомат, повел вокруг испуганными глазами.

– Это ты?!

Растокин усмехнулся.

– Я, я… Если бы пришли фрицы, ты своими сонными глазенками не так бы хлопал. А то разлегся… Курорт себе устроил. Спросонья и пень за немца примешь.