Летать или бояться - [8]

Я сдержал охватившую меня дрожь и решил обратиться за помощью.

В спальном отсеке я нашел Хедли – он все еще спал. На груди у него домиком лежала книга с загнутыми уголками, на обложке которой были изображены две женщины, слившиеся в страстном объятии. Я потряс его за руку, он сел. Несколько секунд мы оба молчали. Потом он потер лицо рукой, зевнул и посмотрел прямо на меня. Я увидел, как на его лице появилось выражение тревоги, и он схватил свой переносной кислородный прибор, но через мгновение напустил на себя деловой вид.

– Что случилось, Дэвис?

Я нащупал опору и сказал:

– Груз. Кажется… там что-то сдвинулось. Мне нужна помощь, сэр.

Тревога Хедли сменилась раздражением.

– Ты доложил капитану?

– Нет, сэр. Я… Я не хочу зря беспокоить его. Может, там ничего серьезного.

Лицо его исказила недовольная гримаса, и я подумал, что он начнет ругаться, но он позволил мне проводить его в хвостовую часть. Самого́ его присутствия оказалось достаточно, чтобы мой профессионализм вновь восторжествовал и я начал сомневаться, что действительно что-то видел. Походка моя сделалась увереннее, желудок вернулся на свое место.

Теперь Пембри сидела рядом с Эрнандесом, оба притворно изображали безразличие. Хедли равнодушно взглянул на них и последовал за мной по проходу между гробами.

– Может, зажечь основной свет? – спросил он.

– Это не поможет, – возразил я. – Вот здесь. – Я вручил ему фонарь и спросил: – Вы слышите?

– Что я должен слышать?

– А вы прислушайтесь.

И снова ничего, кроме рева двигателей и реактивной струи.

– Я не…

– Тс-с! Слушайте.

Хедли открыл рот и так простоял с минуту. Звук моторов сделался глуше, послышался шум, сочившийся сверху, как водяной пар, и нас обволокло звучащим туманом. Я не отдавал себе отчета в том, как похолодело все мое тело, пока не заметил, что у меня дрожат руки.

– Какого черта? Это что такое? – спросил Хедли. – Похоже на…

– Не надо, – перебил я его. – Этого не может быть. – Я кивнул в сторону металлических ящиков. – Вы знаете, что в этих гробах?

Он ничего не ответил. Звук, казалось, вдруг сделался ближе, потом снова отдалился. Хедли попытался настигнуть его лучом фонаря.

– Ты можешь сказать, откуда он исходит?

– Нет. Я просто рад, что вы его тоже слышите, сэр.

Инженер почесал голову и скривился так, словно проглотил что-то мерзкое и не может избавиться от послевкусия.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

Вдруг, как и в предыдущий раз, шум замер, и в уши мне ворвался рев двигателей.

– Я потушу свет, – предложил я, нерешительно двинувшись назад. – Капитану звонить не буду.

Он промолчал с заговорщическим видом. Вернувшись, я заметил, что он осматривает определенный ряд гробов через сетку.

– Нужно провести обследование, – мрачно сказал он.

Я не ответил. Мне доводилось обследовать груз в полете, но такой, как этот, – никогда, даже не тела военнослужащих. Если все, что рассказала Пембри, правда, я и думать не хотел о том, чтобы вскрыть один из этих гробов.

Мы оба насторожились, снова услышав звук. Представьте себе мокрый теннисный мяч. А теперь представьте себе звук, который он издает, ударяясь о корт, – что-то вроде глухого «ч-чвак» – как птица, врезавшаяся в фюзеляж. Звук раздался снова, и на этот раз он исходил из самого́ трюма. Потом, после турбулентной волны, снова раздался «ч-чвак». Он явно исходил из гроба, стоявшего у ног Хедли.

Он попытался изобразить на лице что-то вроде: «Ничего серьезного. Мы все это просто себе вообразили. Из-за шума в одном из гробов самолет не рухнет. А призраков не существует».

– Сэр?

– Придется посмотреть, – повторил он.

Кровь снова разлилась у меня в животе. Он сказал посмотреть? Я не хочу этого видеть.

– Позвони капитану и скажи, чтобы сбросил скорость и держал самолет ровно, – велел он.

В этот момент я понял, что он собирается мне помочь. Не хочет, но поможет.

– Что вы там делаете? – спросила Пембри. Она стояла рядом, пока я стаскивал грузовую сетку с нужного ряда гробов, а инженер расстегивал стропы, скреплявшие один определенный штабель. Эрнандес спал, свесив голову: успокоительное наконец подействовало.

– Нам придется обследовать груз, – сухо ответил я. – Вероятно, от качки он разбалансировался.

Когда я проходил мимо, она схватила меня за руку.

– Так все дело в этом? Груз сдвинулся? – В ее вопросе звучало отчаяние.

Скажите же, что все это мне показалось, говорил ее взгляд. Скажите – и я поверю, пойду и немного посплю.

– Мы так думаем. – Я кивнул.

Плечи у нее опустились, и лицо расплылось в улыбке, слишком широкой, чтобы быть искренней.

– Слава богу. А то я думала, что схожу с ума.

Я похлопал ее по плечу.

– Пристегнитесь и постарайтесь заснуть, – сказал я.

Она так и поступила.

Наконец-то я что-то делал. Как помпогруз я должен был положить конец этому бреду. Поэтому принялся за работу. Расстегивал крепежные стропы, взбирался на соседние ящики, сдвигал с места верхний гроб, после чего мы его снимали, а я закреплял, потом следующий, и так снова и снова, испытывая радость от простых повторяющихся действий.

Так было, пока мы не добрались до нижнего, того, из которого шел звук, как определил Хедли. Он стоял, глядя, как я выдвигаю гроб на свободное место, чтобы можно было его обследовать. На ногах он держался твердо, но все равно было заметно, что его мутит. Среди самодовольных военных летчиков, за кружкой пива, он мог бы скрыть это, но не сейчас, не передо мной.