Лесовичка - [39]

— Я, верно, тоже не должен просить тебя о таком, Олдер, но… Если завтра Реймет падёт, попытайся разыскать мою семью. Тебе нужен большой дом в Кожевном переулке с вырезанными на дверях оленями…

Олдер прижал руку к груди — как раз напротив сердца.

— Клянусь честью, я…

Но Мартиар остановил его, как и во время первой беседы.

— Не клянись, амэнец, — просто попытайся, ведь никто, кроме Седобородого, не знает, кому и что уготовано на завтра, а главное… — Крейговец вздохнул и посмотрел прямо в глаза Олдеру. — Элгея и Мика понимают слово «нет», но моя младшая дочь… Если она решит, что мне нужна помощь, то вполне может оказаться на улицах Реймега — замки её не удержат…

От этих полных невысказанной боли слов Олдеру стало тошно, но он всё же попытался улыбнуться.

— Похоже, она истинная дочь воина…

Мартиар отрицательно качнул головой.

— Она — ребёнок. Энейре всего одиннадцать… А теперь прощай, Олдер из рода Остенов, и помни, что ты мне пообещал…

Но «Карающий» на эти слова лишь упрямо вскинул голову.

— А я не хочу прощаться… Верю, что ты примешь правильное решение…

В этот раз Мартиар лишь молча кивнул… На этом они и расстались, а утром восходящее солнце ярко осветило по-прежнему полощущиеся на ветру княжеские штандарты — о добровольной сдаче речи больше не было…

Когда амэнское войско через проломы в стенах хлынуло в обречённый город, резня и грабежи начались почти сразу же — обозлённые затянувшейся осадой воины не собирались щадить кого бы то ни было. Но сцепившемуся с остатками «Лисов», увязнувшему в хитросплетении улочек со своими спешенными ратниками Олдеру было не до того: крейговские воины защищались с отчаянием смертников, с боем уступая каждый дом, каждую пядь заледенелых, залитых кровью мостовых. «Карающий» вёл свой отряд к центру города в прямом смысле этого слова по трупам, но то, что ожидало опьяневшего от мороза и боя Олдера на главной площади, разом отрезвило его от кровавого угара…

Служители Семёрки испокон веков были неприкосновенными, оставаясь выше всех раздирающих Ирий свар. Конечно, не всё было так гладко — бывали случаи, когда святилища сгорали во время пожара, сопровождающего захват города, но даже в этом случае храмы занимались от случайных искр, а не от целенаправленного поджога, да и после такого происшествия виновная сторона выплачивала жрецам немалый откуп. Ну а поднять руку на божьих слуг считалось настоящим преступлением. Этот обычай соблюдался даже лесовиками-скрульцами и дикими вайларцами, а уж амэнцы, во владениях которых находились главные храмы Семерых Заступников Ирия, неукоснительно придерживались этой освящённой веками традиции… Во всяком случае, именно так было до сегодняшнего дня!

Теперь же окружённые воинами служительницы Малики плакали и заламывали руки посреди площади, тяжёлые двери святилища были сорваны напрочь, а ещё одна часть «Карающих» подтаскивала под белёные стены храма целые кипы хвороста и досок. Святилище вот-вот должна была постигнуть судьба соседнего здания, которое уже со всех сторон охватил огонь. Сквозь рёв пожирающего сухое дерево пламени слышались отчаянные крики — ставни и двери были надежно подпёрты снаружи…

— Останови это!!! — Завидев появившийся на площади отряд Олдера, одна из жриц неожиданно рванулась вперёд и, миновав заслон, бросилась к облачённому в командирский плащ воину. Повалилась ему в ноги, пытаясь обнять сапоги. — Именем Милостивой, останови душегубов!

— Сейчас мы уберём эту сумасшедшую, глава. — Один из хозяйничающих на площади ратников подошёл к Олдеру, но тот, бросив короткое «взять», махнул рукой, и воины его отряда окружили подошедшего стальным кольцом. Олдер же, высвободившись из рук по-прежнему не поднимающейся со снега жрицы, присел рядом с нею на корточки.

— Что здесь происходит?

Ещё не старая женщина подняла на него полные слёз глаза…

— Эти нелюди… Они подожгли больницу вместе с ранеными… А большинство из них даже встать с постели не могли…

Олдер резко распрямился. Посмотрел на взятого в оцепление воина потемневшими от гнева глазами.

— Как вы посмели, ублюдки? — Голос Олдера напоминал хриплый рык, и воин, поняв, что от смерти его отделяют считаные мгновения, судорожно дёрнулся.

— Мы выполняли приказ главы Ронвена! Это он велел сжечь больницу — мало ли какая там зараза?! Нам в войсках поветрие не нужно!!!

Олдер недоверчиво нахмурился.

— Может, он ещё и святилище приказал подпалить?

Воин судорожно сглотнул.

— Нет… Но жрицы… Они крутились у нас под ногами, пытались помешать… А Ронвен велел наказывать всех непокорных!..

— Ясно… — Вновь короткий жест рукой, и один из подчинённых Олдеру воинов шагнул вперёд. Еще миг — и посмевший нарушить неприкосновенность жриц ратник осел на снег с перерезанным горлом.

— Площадь оцепить, жриц освободить. Святотатцев взять под стражу. В случае сопротивления — убивать на месте… — Собственный отдающий приказы голос казался Олдеру глухим и незнакомым, а сам он словно бы утратил чувствительность ко всему, кроме ровного гула пламени, уже объявшего до самой крыши больницу.

— Может, всё же попытаться открыть двери… Вдруг хоть кто-нибудь… — Олдер коротко взглянул на Антара, словно бы прочитавшего его невысказанные мысли, и, помедлив, отрицательно качнул головой.