Лесовичка - [74]

Шрифт
Интервал

И, сказав это, он наскоро провел Ксаню в первую кулису.

— Отсюда будет ваш первый выход, детка, — проговорил он уже новым, деловым тоном. — Выбегайте смело, забудьте о публике… Вы не Ксаня Марко и не Китти Корали более, помните это: вы сегодня фея леса, лесовичка Раутенделейн, лесное дитя! И да хранит вас Христос!

Новый звонок задребезжал близко, совсем близко от них. В тот же миг послышались чудесные меланхолические звуки шопеновского вальса. Это оркестр заиграл за спущенным занавесом. Голоса смолкли и в публике, и за кулисами. Наступила торжественная минута. Звуки то пели и разрастались, то снова нежно-нежно замирали точно где-то вдали… Пели чарующие скрипки, по-соловьиному заливалась флейта, рыдала арфа сладко и печально…

Но вот прервалась музыка, и занавес с шуршаньем, легко и быстро, поднялся кверху. Сердце Ксани дрогнуло впервые…

— Китти! — послышался за ее плечами сдержанный шепот, — вот вам мое благословение.

Ксаня живо обернулась.

Зиночка в своей прозрачной юбочке и корсаже стояла перед нею, улыбалась подрумяненными губками и протягивала ей маленький образок.

— Спрячьте за вырез платья… Это от Владычицы из обители Казанской… Володя, муж мой покойный, привез… Во всем помогает… Я всегда выхожу с этим образком на сцену… А теперь с Богом!

Она быстро перекрестила Ксаню, помогла ей засунуть образок за платье и так же быстро скрылась за кулисами.

— Ваш выход, госпожа Корали, приготовьтесь! — услышала Марко над своим ухом, и старичок, помощник режиссера, с пьесой в одной руке и с электрическим фонариком в другой, очутился подле Ксани.

Протянулась минута, показавшаяся вечностью Ксане. Что пережила она в эту минуту, вряд ли она могла отдать себе отчет. Это не был страх. Нет. Это был сплошной, холодящий душу ужас, от которого замирало сердце, и мурашки пробегали по спине. Ей точно хотелось уснуть, с тем чтобы никогда больше не проснуться. Умереть, сгинуть навсегда… Мысль о предстоящем сейчас первом появлении на суд публики, сознание, что вернуться назад уже теперь невозможно, разом охватили душу Ксани.

— Да выходите же!.. Что вы зеваете! Пора! — с тем же ужасом, явственно отразившимся в старческих глазах, топая ногами, чуть ли не кричал ей в голос помощник режиссера.

Она только сейчас проснулась от забытья, от какого-то тяжелого кошмара, на минуту завладевшего ею…

— Не пойду! — строптиво и резко буркнула она. — Не пойду! Зачем они смеются!

Они действительно смеялись. Истомина и ее сын Поль открыто насмехались над нею, вытянув шеи из-за соседних кулис.

— Но вы зарежете нас… Арбатова… спектакль! — схватившись за голову, простонал помощник.

И тут же Ксаня почувствовала, как чьи-то сильные руки взяли ее за плечи и мягким, но упорным движением почти вытолкнули на сцену. Перед ней на миг промелькнуло встревоженное, но радостное личико Зиночки, благодарно улыбающееся по адресу Арбатова, сумевшего прервать критический момент.

А в другой кулисе перекошенные лица Истоминой и Поля. И затем все смешалось в представлении Ксани. Действительность перестала для нее существовать…

Глава V

Фея Раутенделейн. — Триумф

Легкий, невольный, восторженный крик сорвался с уст Ксани, когда она очутилась на сцене.

Что-то резкое, светлое ударило ей в глаза. Это была усеянная электрическими лампочками рампа, отделяющая зрительный зал от публики.

Но Ксаня не обратила внимания ни на этот свет, ни на битком набитую зрительную залу, ни на продолжительное, дружное рукоплесканье публики, приветствовавшей ее появление.

Она видела его, только его: давно забытый, старый друг был снова с нею — старый родной лес. Искусственно выполненный в талантливо написанных декорациях, он окружал ее со всех сторон. На последней репетиции декорации не были еще готовы, и теперь Ксаня впервые увидела их. Увидела… и замерла душа лесной девочки. В полумраке, господствовавшем на сцене, огромные деревья, и искусственные куски зеленого мха и травы, и синее озеро, затонувшее в зарослях, и колодец, — показались вполне естественными лесовичке… Она забыла все — и недавние горести, и невзгоды, и хитросплетенную сеть интриг сначала в Розовском поместье, потом в монастырском пансионе и здесь на сцене. Она чувствовала одно, она снова в лесу, прежняя лесовичка, лесная девочка, фея-нимфа Раутенделейн… Что-то широкое, властное и могучее разрасталось в душе Марко. Пропадали, исчезали постепенно месяцы тоски и страданий из ее души и памяти — и словно под веянием сладкой, непонятной чары оживало в ней прежнее лесное дитя…

Старый лес, луч месяца, пробивающийся сквозь зеленую листву деревьев, окружающих поляну: темный, глубокий колодец, дедушка-водяной, вытягивающий свое уныло-однообразное «Бреке-ке-кекс»… Как это ново и вместе старо! И вспомнив это старое, фея Раутенделейн заговорила хорошо заученные ею наизусть слова ее роли.

Какой-то, казалось, с усилием сдерживаемый шепот одобрения пролетел по театру… Точно пронеслось сладкое веяние ветерка…

При первых же звуках голоса дебютантки вся зрительная зала поняла, что хотя и начинающая, но далеко не заурядная актриса стоит перед нею.

И действительно, Ксаня точно переродилась…


Еще от автора Лидия Алексеевна Чарская
Царевна Льдинка

Жила в роскошном замке маленькая принцесса Эзольда, хорошенькая, нарядная, всегда в расшитых золотом платьях и драгоценных ожерельях. Словом, настоящая сказочная принцесса — и, как все сказочные принцессы, недовольная своей судьбой.Совсем избаловали маленькую Эзольду. Баловал отец, баловала мать, баловали старшие братья и сестры, баловала угодливая свита. Чего ни пожелает принцесса — мигом исполняется…


Некрасивая

Некрасивая, необщительная и скромная Лиза из тихой и почти семейно атмосферы пансиона, где все привыкли и к ее виду и к нраву попадает в совсем новую, непривычную среду, новенькой в средние классы института.Не знающая институтских обычаев, принципиально-честная, болезненно-скромная Лиза никак не может поладить с классом. Каждая ее попытка что-то сделать ухудшает ситуацию…


Тайна

Рассказ из сборника «Гимназистки».


Один за всех

Повесть о жизни великого подвижника земли русской.С 39 иллюстрациями, в числе которых: снимки с картин Нестерова, Новоскольцева, Брюллова, копии древних миниатюр, виды и пр. и пр.


Рождественские рассказы русских и зарубежных писателей

Истории, собранные в этом сборнике, объединяет вера в добро и чудеса, которые приносит в нашу жизнь светлый праздник Рождества. Вместе с героями читатель переживет и печаль, и опасности, но в конце все обязательно будет хорошо, главное верить в чудо.


Сибирочка

В книгу Л. Чарской, самой популярной детской писательницы начала XX века, вошли две повести: «Сибирочка» и «Записки маленькой гимназистки».В первой рассказывается о приключениях маленькой девочки, оставшейся без родителей в сибирской тайге.Во второй речь идет о судьбе сироты, оказавшейся в семье богатых родственников и сумевшей своей добротой и чистосердечностью завоевать расположение окружающих.Для среднего школьного возраста.


Рекомендуем почитать
Трудно быть другом

Сборник состоит из двух повестей – «Маленький человек в большом доме» и «Трудно быть другом». В них автор говорит с читателем на непростые темы: о преодолении комплексов, связанных с врожденным физическим недостатком, о наркотиках, проблемах с мигрантами и скинхедами, о трудностях взросления, черствости и человечности. Но несмотря на неблагополучные семейные и социальные ситуации, в которые попадают герои-подростки, в повестях нет безысходности: всегда находится тот, кто готов помочь.Для старшего школьного возраста.


Живые куклы

В этих детских историях описываются необычные события, случившиеся с обычной школьницей Ладой и ее друзьями: Петрушкой, Золушкой и другими живыми куклами. В этих историях живые куклы оказываются умнее, находчивее, а главное более высоконравственнее, более человечнее, чем живые люди участники этих историй.В этих историях описываются события начала тяжелых, лихих девяностых годов прошлого века, времени становления рыночных отношений не только в экономике, но и в отношениях между людьми. И в эти тяжелые времена живые куклы, их поведение вызывают больше симпатий, чем поведение иных живых людей.


Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

В 6-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли пьеса об участнике восстания Костюшко 1794 года Бартоше Гловацком, малая проза, публицистика и воспоминания писательницы.СОДЕРЖАНИЕ:БАРТОШ-ГЛОВАЦКИЙ(пьеса).Повести о детях - ВЕРБЫ И МОСТОВАЯ.  - КОМНАТА НА ЧЕРДАКЕ.Рассказы - НА РАССВЕТЕ. - В ХАТЕ. - ВСТРЕЧА. - БАРВИНОК. - ДЕЗЕРТИР.СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГОДневник писателя - ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТУРЬЕ. - СОЛНЕЧНАЯ ЗЕМЛЯ. - МАЛЬВЫ.ИЗ ГОДА В ГОД (статьи и речи).[1]I. На освобожденной земле (статьи 1939–1940 гг.). - На Восток! - Три дня. - Самое большое впечатление. - Мои встречи. - Родина растет. - Литовская делегация. - Знамя. - Взошло солнце. - Первый колхоз. - Перемены. - Путь к новым дням.II.


Воспоминания американского школьника

Эта книжка про Америку. В ней рассказывается о маленьком городке Ривермуте и о приключениях Томаса Белли и его друзей – учеников «Храма Грамматики», которые устраивают «Общество Ривермутских Сороконожек» и придумывают разные штуки. «Воспоминания американского школьника» переведены на русский язык много лет назад. Книжку Олдрича любили и много читали наши бабушки и дедушки. Теперь эта книжка выходит снова, и, несомненно, ее с удовольствием прочтут взрослые и дети.


Хрустальный лес. Рассказы

Все люди одинаково видят мир или не все?Вот хотя бы Катя и Эдик. В одном классе учатся, за одной партой сидят, а видят все по разному. Даже зимняя черемуха, что стоит у школьного крыльца, Кате кажется хрустальной, а Эдик уверяет, что на ней просто ледышки: стукнул палкой - и нет их.Бывает и так, что человек смотрит на вещи сначала одними глазами, а потом совсем другими.Чего бы, казалось, интересного можно найти на огороде? Картошка да капуста. Вовка из рассказа «Дед-непосед и его внучата» так и рассуждал.


Котят топят слепыми

Черная кошка Акулина была слишком плодовита, так что дачный поселок под Шатурой был с излишком насыщен ее потомством. Хозяева решили расправиться с котятами. Но у кого поднимется на такое дело рука?..Рассказ из автобиографического цикла «Чистые пруды».