Лесные качели - [14]

Девчонка бегала от него вокруг какой-то статуи и визжала. А когда он все-таки догнал ее и хотел было вцепиться в ее растрепанные волосы — тут-то она и заревела. Так умели реветь только клоуны в цирке да еще какие-нибудь куклы в мультипликации. Она больше не убегала от него и не дразнилась, она вообще больше не видела ничего вокруг — просто стояла посреди газона, задрав вверх зареванное лицо, и выла прямо в небо. А Слава и еще несколько одиноких прохожих стояли на дорожке и, открыв рты, смотрели, как она ревет. Никто и не подумал утешать — это были уже не слезы, это было — зрелище.

Потом, внезапно перестав реветь, она окинула зрителей дерзким взглядом и уставилась на Славу.

— Из-за тебя я теперь совсем потерялась, — заявила она.

Взгляды прохожих устремились на него, он почувствовал, что краснеет под этими взглядами, повернулся и пошел прочь. Девчонка побежала следом.

— Раз мы все равно потерялись, то давай пойдем во дворец корчить рожи в зеркалах, — говорила она.

— Я не потерялся, — огрызнулся он.

— Ах так, — сказала она. — А хочешь, я сейчас так зареву, так зареву, что тебе несдобровать.

Слава испуганно покосился на нее — она не шутила…

…Дежурная в дверях Павловского дворца было остановила их.

— Дети, вы с кем?

Он отступил, но девчонка крепко держала его за руку.

— Наша мама тут где-то, можно, мы ее поищем? — ее правдиво расширенные глаза глядели на дежурную с явно преувеличенной честностью, но та поверила и пропустила их во дворец.

Вот где он перепугался не на шутку!

Девчонка трогала все подряд, корчила рожи во всех зеркалах. Дожидаясь боя каждых часов, она садилась во все кресла и даже ухитрилась залезть под царскую кровать. В это время в комнате находилась экскурсия. Экскурсовод рассказывала о большом туалетном приборе, который Мария-Антуанетта подарила царице. Слава сделал вид, что слушает вместе со всеми, а у самого даже ноги тряслись от страха. Наконец экскурсия переместилась в соседний зал. Девчонка было высунула голову из-под кровати, но в спальню вошла дежурная и подозрительно уставилась на Славу. Тот готов был под землю провалиться от страха и отчаянья. Он пошел вслед за экскурсией, внутренне отрекаясь от девчонки. Он даже пытался улизнуть из дворца, но девчонка снова возникла рядом.

— Смотри, что я там нашла, — она показывала ему бронзовую ручку в виде львиной морды, которую она где-то открутила. Слава похолодел. Он понял, что ему уже никогда не выпутаться из этой истории. Он даже и не мечтал выпутаться, от бессилия и усталости он уже на все махнул рукой…

И вот нет больше той кривляки, лгуньи, плаксы и двоечницы, исчезла навсегда.

Только теперь Слава понял, как он ее тогда любил. Раньше он не мог это себе отчетливо обозначить, потому что не было у него меры измерения своего чувства, не было точки отсчета, не с чем было сравнивать и не от чего отсчитывать. Он просто балдел всякий раз, как видел ее, настолько, что у него язык делался деревянным и прилипал к нёбу. Он даже боялся увидеть ее лишний раз, это было ему не по силам.

И никто ничего не подозревал. Взрослые забывают потом, как они любили в десять лет, поэтому и не предполагают таких страстей у маленьких. Да что там взрослые, когда и он, Слава, уже почти об этом забыл…

«Что они там ищут? Что опять потеряли? Вечно у них что-то теряется! — раздраженно думал он, разглядывая пантомиму на волейбольной площадке. — Ну да, — спохватился он. — Это же меня ищут, разумеется…»

— Как возмужал, окреп, загорел, совсем взрослым делаешься, — говорила мать Анины, и ее цепкий взгляд точно приценивался к его персоне, одновременно прикидывая, что из него можно скроить. Анина с кокетливой застенчивостью скромно опускала глаза…

— Ну что же вы, дети, как неродные? Обнимитесь, поцелуйтесь. Ну, Анина.

Анина сделала шаг навстречу Славе, обняла его за шею и чмокнула в щеку. В толпе детей прошел шепоток.

— Что она тебе, сестра, что ли? — спросил потом Зуев.

— Да, почти что… — неопределенно отвечал Слава.

Но и без его пояснений в лагере очень быстро стало известно, что Анина ему вовсе не сестра, а так, что-то вроде долгой дружбы или, может, даже любви… Кто-то сказал старинное словцо: «помолвлены».

— Разве теперь помолвки существуют? — пожали плечами девчонки.

Мальчишки и вообще не очень-то представляли себе, что это такое. Но недаром возникло вдруг это старое слово, им были узаконены те странные для лагеря отношения, что связывали Славу и Анину.

— Это пример дружбы, образец ее, эталон дружбы мальчика и девочки! Кому-кому, а им я доверяю целиком и полностью, — громогласно вещала Таисия Семеновна. — Тут все так чисто, открыто, и тени сомнения они во мне не вызывают!

С ней никто не спорил. Все придерживались такого же мнения, одна лишь Светланка почему-то фыркнула:

— Дрессированные они какие-то, инкубаторские… Тоска да и только…

Но с ней никто не согласился. Привилегия этой дружбы-любви мальчика и девочки, этой образцово-показательной пары была узаконена большинством голосов.

Ими любовались и гордились, за ними подглядывали и шушукались, им завидовали всем лагерем. Они же держались просто и приветливо, вполне открыто и в то же время сдержанно. Были милы, воспитанны, любезны, и толки, сплетни постепенно осели, точно пыль. Они бы совсем исчезли, если бы Зуев не дал им новую пищу, не подлил масла в огонь.