Лесной Охотник - [15]

На этот раз ему не пришлось говорить, что он промышляет морской торговлей.

Мужчина посмотрел на наручные часы. Пора. Он заплатил за напиток, покинул клуб и направился обратно к отелю «Золотой Дуб». И снова — шел, не спеша и не медля.

В своем номере в отеле он подумал том, чтобы принять душ и побриться, но время оставалось лишь на что-то одно, посему бритье победило. Он снял костюм и галстук, затем заглянул в шкаф и нашел там холщовую сумку грязно-коричневого цвета. Из нее он извлек выцветшее серое белье и пару белых носков. Поверх он надел красную клетчатую рубашку с заплатками на обоих локтях, затем натянул коричневые брюки и зашнуровал старые, поношенные ботинки. Немного помедлив, он вытащил коричневую шерстяную шапку, а после натянул на плечи грубую брезентовую куртку с тремя отсутствовавшими кнопками и с количеством стежков и заплаток, которое могло заставить Франкенштейна ревновать. Свой тонкий английский бумажник он заменил на поддельный и грубоватый польский, а вместо наручных часов «Ролекс» взял с собой старые карманные часы — они могли считаться новыми, наверное, только тогда, когда англичане заражались всевозможными болезнями от своих соратников в окопах в первой битве при Марне. Его бритва была немного ржавой, а на кабаньей щетке не хватало множества волосков. По запаху он понял, что мыло в номере сделано из свиного жира.

Пора было идти.

Свои аксессуары и костюм он оставил на кровати. Собрать и увезти все это смогут после. Не было никакой необходимости изучать себя в зеркале: сейчас в отражении больше не появится джентльмен, сейчас там появится заядлый хулиган. Как и планировалось.

Мужчина закрыл сумку — пахнувшую столь же кисло, сколь и потрепанная одежда — и набросил ее на плечо. Пересекая отделанный дубовыми панелями вестибюль отеля «Золотой Дуб» с кремовыми диванами, он понял, что здесь попросту нельзя появляться в такой одежде. Ему казалось, что вокруг него воздух сейчас становился более спертым.

Вдруг сидевший на одном из диванов человек с галстуком-бабочкой — кто он, домашний детектив? — побежал за ним, требуя, чтобы зеленоглазый мужчина остановился.

Он этого не сделал.

Снаружи, на улице, он попросил швейцара вызвать такси до гавани. В ответ мужчина получил надменный взгляд, который длился, пока в его кулаке не появились деньги.

Приехал довольно пугливый таксист, который поначалу явно не хотел иметь дело с таким клиентом, но деньги снова исправили положение. Автомобиль тронулся с хулиганом и его вещмешком на заднем сидении.

Водитель получил указание остановиться у ворот в гавань, и это указание тут же было исполнено. Хулиган перекинул сумку через плечо и пошел по направлению к гавани, пахнувшей Балтийской солью, маслом, мертвой рыбой и металлическим трением кабелей.

За воротами, освещенными прожекторами, маячили черные контуры пришвартованных грузовых судов. Фигуры на их бортах двигались, изредка попадая в лучи света. Где-то в отдалении раздавались звуки молота, то и дело взметались вверх снопы искр. Кран одного из кораблей зарычал, подтягивая ящики с грузом на борт. То и дело в порту выкрикивались и повторялись команды. Кто-то отщелкнул горящий окурок прочь, и тот полетел в воду, как падающая звезда. Канаты скрипели, поднимаясь из моря, из труб валил черный дым, а буксиры с плоскими прицепами привозили еще большее количество ящиков и уложенных штабелями мешков.

Мужчина остановился у кабины безопасности, чтобы подписать данный ему документ. Он извлек из кармана авторучку и написал: Майкл Галлатин, матрос 2-го класса.

Затем он поправил сумку на плече и пошел дальше в своих стоптанных ботинках в сторону буксовки № 4 к норвежскому кораблю «София».

Глава вторая. Руки моряка

Когда последний мешок с сельскохозяйственными удобрениями вместе с шестью десятками ящиков с шариковыми подшипниками и тремя сотнями бочек с маслом были погружены на борт «Софии», на горизонте УЖЕ забрезжил рассвет.

Огромные двойные дизельные двигатели запульсировали и задребезжали, за счет чего по старому кораблю пробежала вибрация, похожая на стон камертона или лопнувшей скрипки. По всей палубе разносились командные выкрики. Вскоре швартовы были отданы. Коричневая вода поднялась с илистого дна. Корабль, рожденный на свет в 1921-м году, чуть накренился, покидая причал, напоминая пожилую даму. «София» — длиной в сто четырнадцать метров — качалась из стороны в сторону, находя равновесие. Ее центральная рулевая рубка состояла словно бы из листов проржавевшей стали, как снаружи, так и изнутри. На двухмачтовом судне паучья сеть проводов оплетала и нос, и корму. Вентиляционные воронки казались прикованными к палубе лишь честным словом, крепления были совершенно незаметны, что вполне являло собой триумф скандинавских судостроителей. При этом вся надводная часть дымчато-серого корпуса корабля, а также якорь и якорная цепь покрывались неопределенными пятнами желтой, бурой и рыжей ржавчины. «София» — несолидная и изрядно потрепанная хозяйка моря — сотрясалась даже от самой невинной волны, и ее проржавевшие суставы болезненно и натужно скрипели. Стонами отдавались все крепления, переборки и палубные доски. Этот корабль был недотрогой, страшащейся любого прикосновения Посейдона — столь любимого когда-то давно.