Лесной маг - [29]

— Надеюсь, синего материала хватит, — закончив, с беспокойством проговорила она.

Мои внутренности скрутило болью от нового приступа голода. Когда все прошло, я сказал:

— Карсина рассчитывала, что я буду на свадьбе в форме.

— Откуда бы тебе знать? — с лукавой улыбкой спросила мать, а потом тихонько добавила: — И не надейся, Невар. Честно сказать, я думаю, нам придется заказать для тебя новую форму, когда придет пора возвращаться. Не знаю, как тебе удавалось носить ту, которую ты привез домой.

— Она мне годилась, когда я уезжал из Академии. Да, немного узковатая, но я мог ее надеть. Мама, я правда не понимаю, что со мной происходит. Я не задерживался в пути и ел не больше, чем обычно, но с тех пор, как я уехал из Академии, я еще сильнее поправился.

— Все дело в еде, содержащей крахмал, которой вас кормят в Академии. Я слышала, что кое-где пытаются экономить деньги и дают учащимся дешевую еду. Например, картошку, и хлеб, и…

— Дело не в еде, мама! — едва ли не резко перебил ее я. — Я начал набирать вес, поправившись после чумы. Я думаю, это каким-то образом связано.

Она молчала, и мне стало стыдно, что я нагрубил ей, пусть и ненамеренно.

— Невар, все молодые люди, перенесшие чуму, превратились в мешки с костями, — принялась она мягко отчитывать меня за ложь. — Не думаю, что мы имеем право обвинять в этом твою болезнь. Но, полагаю, долгое выздоровление, много часов, проведенных в постели, когда только и остается, что есть и читать, могут изменить человека. Я сказала то же самое твоему отцу и попросила его не быть с тобой слишком суровым. Не обещаю, что он учтет мое мнение, но я его попросила.

Мне хотелось закричать, что она меня не слушает, но я с трудом взял себя в руки.

— Спасибо за то, что выступила в мою защиту, — только и сказал я.

— Как и всегда, ты же знаешь, — тихо проговорила она. — Когда завтра закончишь работать, вымойся как следует, а потом приходи на примерку. Дамы будут здесь, чтобы мне помочь.

Я глубоко вздохнул. Гнев отступил, поглощенный мрачным потоком уныния.

— Я позабочусь о том, чтобы быть чистым и сдержанным, — пообещал я. — Доброй ночи, мама.

Она потянулась поцеловать меня в щеку.

— Не отчаивайся, сын. Ты столкнулся со своей ошибкой, принял ее и теперь сможешь исправить. Отныне все будет только лучше.

— Да, мама! — послушно ответил я и вышел.

Желудок так отчаянно сводило от голодных болей, что меня почти тошнило. Я не стал подниматься к себе в комнату, а вместо этого отправился на кухню. Слил воду в раковине, пока не пошла холодная, и выпил столько, сколько в меня поместилось. Но почувствовал себя лишь еще более жалким.

Я вернулся к себе в комнату и до рассвета пытался спать. Когда приехала телега, я стоял вместе с остальными работниками. Я страдал от мозолей и голода, у меня болели мышцы, меня подташнивало, а в самой глубине таились ярость и недоумение, почему жизнь так несправедлива ко мне.

Ко второй половине дня я начал спотыкаться. Когда все достали свертки с хлебом и мясом, чтобы перекусить, мне пришлось отойти подальше. Обоняние у меня обострилось, а желудок жалобно урчал, постоянно напоминая о себе. Мне отчаянно хотелось отобрать у них еду и сожрать ее всю. Даже когда они закончили есть и я вернулся за порцией воды, мне было трудно вести себя вежливо. Я чувствовал запах еды в их дыхании, когда мы, пыхтя, поднимали тяжелые камни, и мучительно страдал.

Когда наконец настала пора заканчивать работу, мои ноги тряслись, как студень, и в последней разгрузке я почти не участвовал. Я увидел, как переглядываются остальные работники, и мне стало стыдно. С трудом передвигая ноги, я добрался до телеги и залез в нее.

Когда мы приехали, все работники отправились в город, а я заковылял по дорожке к черному ходу. Мне пришлось пройти мимо кухни, воздух был напоен восхитительными ароматами еды. Повар начал печь к свадьбе пироги и хлеб. Я поторопился пройти мимо, спасаясь от этой пытки. Отец не приказывал мне голодать, и я знал, что могу поесть немного, но эта мысль казалась мне проявлением слабости и отступлением от моего решения измениться. Голод меня не убьет, и я гораздо быстрее вернусь в прежнюю форму.

Лестница, ведущая в мою комнату, показалась мне бесконечной и очень крутой. Добравшись до верха, я понял, что хочу только свернуться клубком вокруг своего многострадального живота. Я залез в низкую ванну, приготовленную для меня, и стоя вымылся. От меня отвратительно воняло. Теперь, став тяжелее, я куда больше потел, и пот скапливался в складках кожи. А если я не мылся слишком долго, на теле оставались пятна, похожие на ожоги, к которым было больно прикасаться.

Старая одежда Росса, выстиранная и приготовленная для меня, ждала меня на кровати. Она показалась мне слишком тесной и неудобной, особенно на влажной коже. Короткие волосы начали отрастать. Я тщательно их вытер, а затем, чтобы не смущать мать, побрился, прежде чем спуститься в комнату для шитья.

Она уже ждала меня вместе с двумя портнихами. В прошлый раз, когда с меня снимали мерки, этим занимался портной, а я был строен и подтянут. Было нечто крайне унизительное в том, чтобы раздеваться до нижнего белья перед тремя женщинами, которые принялись прикладывать ко мне куски ткани и закалывать их булавками. Одна из портних взглянула на мой живот и презрительно закатила глаза. Я отчаянно покраснел. Они закололи на мне будущий костюм, отошли и принялись совещаться, точно курицы, кудахчущие во дворе, затем снова меня окружили, начали перекалывать булавки, заставляя поднимать руки и ноги и вертеться в разные стороны. Ткань была темно-синей и не имела ничего общего с бравой зеленью кадетской формы. К тому времени, как я скрылся за ширмой и оделся, мне уже казалось, что ничего худшего со мной еще не случалось.