Лесное море - [15]
Последние слова Алсуфьев произнес с такой ненавистью, как будто, даровав ему жизнь, Багорный нанес ему этим тягчайшее оскорбление.
— А где же он теперь, этот Багорный?
— Слышал я, что он у большевиков в большой чести и теперь связался с китайцами. Наверно, он где-нибудь неподалеку, иначе не мог бы навести японцев на след… Ну, рассказывай дальше!
— А остальное вы уже знаете: похоронил я мать и шел сюда, к Третьему Ю. По дороге оглянулся, смотрю — ни креста, ни могилы нет. Вот я и вернулся.
— Та-ак. Что же, Витя, благодарить тебя не буду. Алсуфьев благодарит не словом, но делом. Добро он помнит.
— Полноте, Павел Львович!.. Смотрите, вода вскипела. С чего начнем?
— Со спины.
Он забрался опять на лежанку и осторожно повернулся к Виктору спиной.
— Видишь корку пониже затылка? Вот, вот! Тут больнее всего… Из-за этой ранки я головы не могу повернуть, так что с нее и начни. Только ты легонько, осторожно. Сперва хорошенько отмочи, тогда рубаха сама отстанет.
Виктор приложил мокрую тряпку, чтобы постепенно отмочить засохший на ране струп.
— Больно?
— Нет. Даже приятно. Тепло.
Алсуфьев улегся поудобнее и, уткнув подбородок в ладони, задумался о чем-то. Потом снова заговорил:
— Обыкновенная история, говоришь? Нет, вовсе не обыкновенная. Ты послушай, что со мной было там, за рекой… Больше воды, Витя, и растирай, растирай, только нежно, как будто ласкаешь любимую женщину. У тебя ее не было, говоришь? Не беда, не было, так будет, и скоро будет, это я тебе предсказываю… Да, а со мной вот что приключилось. Весь сезон до середины июня охотился я в тайге за пантами, да не везло. А на обратном пути я к тому же заплутался. Вышел к могилке, но не успел даже разобрать как следует, что ты вырезал там на кресте, потому что по-польски читаю плохо, — как наскочили на меня те и стали допрашивать, откуда я, и что тут делаю, и что видел. Раздели догола, всего обыскали, как будто я бриллианты на себе прячу или какие-то секретные документы. А затем опять допрос: где Виктор Доманевский?
— Как? Обо мне спрашивали?!
— Нет, об императоре Пу И!.. А ты как думал? В конце концов, они же способны рассуждать вполне логично. Могила свежая, в руках у покойницы аттестат ее сына, а бумаги этой у нее прежде не было. Так кто же похоронил ее? Ясное дело: сын. А успела она перед смертью рассказать ему все или не успела? Этот вопрос их сильно тревожил, как я уловил из их разговоров, — настолько я по-японски понимаю. Может, оттого они и хотели меня прикончить. Когда я спросил «за что?», сержант с биноклем подошел и прохрипел мне на ухо: «Хочешь знать за что? Каждый, кто столкнется с отделом Танака, должен умереть»… Тише, Витя! Что с тобой? Не три так сильно!
— Извините, я нечаянно.
— Я же просил прикасаться ко мне бережно, как к любимой. Ну, передохни минутку. Давай подумаем вместе, в чем тут загвоздка. Что в этом деле поражает? Рrimо, ни с того ни с сего приходят ночью к дому какого-то поселенца в двадцати километрах от железной дороги, дом поджигают, а хозяев уводят куда-то. Secundo, сделали это японцы, а не маньчжурская полиция, которую обычно японцы используют в таких случаях. Tertio, когда арестованная убежала и в темноте ее не удалось сразу отыскать, командир отряда, тот самый сержант, оставляет второго арестованного на лесной тропе, а сам, взяв с собой капрала, маньчжуров и проводника с собаками, немедленно идет обратно, преодолев страх перед партизанами, и продолжает поиски. Quarto, они хотят умертвить не только сына, которого не оказалось дома, но и случайного свидетеля их розысков. Знаешь, amico, какой напрашивается вывод? То, что семье вашей стала известна какая-то государственная тайна, военная тайна.
— Какая там еще тайна!
— Этого я не знаю. Но головой ручаюсь, что тайна немаловажная. Я же своими ушами слышал слова «токуму унсо».
— Особый транспорт?!
— Да, если перевести дословно. Чего ты на меня так уставился?
— Мать перед смертью тоже говорила про какой-то «особый транспорт».
— Ну вот видишь! Черт их знает, что это за транспорт, но, summa summarum, я бы теперь за твою голову гроша ломаного не дал. Да и за свою тоже. Особенно после твоей победы у Тигрового брода, где ты уложил на месте сержанта… Нет, мой милый, теперь они будут гоняться за тобой до упаду, всю тайгу переворошат!
— Так что же делать?
— Удирать надо. Удирать как можно дальше. Лучше всего ко мне. Там тебя никто не отыщет. Правда, живу я не один, а вдвоем с одним китайцем, но китаец этот, ей-богу, душой настоящий христианин, хоть и называется Люй Цинь. Ничего другого нам не остается, I amico mio e non della ventura[6]. Да, да, друг мой, судьба к тебе не милостива. Ну, давай дальше, отмачивай теперь струпья под лопатками.
Он опять подставил спину Виктору, а тот, орудуя мокрой тряпкой, теперь уже не сомневался, что его новый знакомый — тот самый человек, который был закопан в землю. Он вспомнил день, когда их в первый раз навестил Люй Цинь. Было это давным-давно, девять лет назад, но Виктор хорошо помнил все. Нельзя было забыть Люй Циня и его рассказ о том, кто жил у него в фанзе.
И сейчас, делая Алсуфьеву перевязку, Виктор мог бы сказать ему: «В тысяча девятьсот двадцать шестом году ты, Павел Львович, убил свою любовницу и бежал к староверам в село Борисовку у станции Ханьдаохэцзы».
Увлекательный роман повествует о судьбе польского революционера, сосланного в начале 20 века на вечное поселение в Сибирь.
В основу произведения «Парень из Сальских степей» положена подлинная история жизни советского военнопленного — врача Владимира Дегтярева, с которым автор подружился в концлагерях Майданека и Освенцима. (В повести это «русский доктор» Дергачев.)Писатель талантливо изобразил мужество советских людей, их преданность Родине, рассказал о совместной героической борьбе советских и польских патриотов против общего врага — фашизма.
Тропы повсюду. Тропы пронизывают мир – невидимые муравьиные тропы, пешеходные тропинки и дороги между континентами, автомагистрали, маршруты и гиперссылки в сети. Как образуются эти пути? Почему одни втаптываются и остаются, а другие – исчезают? Что заставляет нас идти по тропе или сходить с нее? Исходив и изучив тысячи вариаций различных троп, Мур обнаружил, что именно в тропах кроятся ответы на самые важные вопросы – как сформировался мир вокруг нас, как живые организмы впервые выбрались на сушу, как из хаоса возник порядок и, в конце концов, как мы выбираем нашу дорогу по жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Март 1919 года. Все говорят о третьей волне испанского гриппа. После затишья, оно длилось всё лето, и даже думали, что с пандемией покончено, ограничения стали очень суровы. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! Авантюрист Джейк Саммерс возвращается из Европы после очередного дела – домой, в окрестности Детройта, где с недавних пор поселился вместе с компаньоном. Возвращается один: ловкий прошмыга (и будущий писатель) Дюк Маллоу застрял в карантине – не повезло кашлянуть на таможне. Провинциальный Блинвилль, ещё недавно процветающий, превратился в чумной город.
Князь Сергей Сергеевич Оболенский, последний главный редактор журнала «Возрождение», оставил заметный след в русской эмигрантской периодике. В журнале он вел рубрику «Дела и люди»; кроме того, обладая несомненным литературным талантом, с 1955 г. под своим именем он опубликовал более 45 статей и 4 рецензии. Наша публикация знакомит читателей с полной версией книги «Жанна – Божья Дева», которая, несомненно, является главным итогом его исследовательской и публицистической деятельности. Многие годы С. С. Оболенский потратил на изучение духовного феномена Жанны д’Арк, простой французской крестьянки, ставшей спасительницей своей Родины, сожженной на костре и позже причисленной клику святых Римско-католической церковью.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
В представленной читателю книге журналиста, писателя и профессора EPFL (Федеральной политехнической школы Лозанны) Эрика Хёсли соединилось профессиональное, живое перо автора и его страсть к научной работе. Подробно и глубоко он анализирует историю, которая, по его мнению, превосходит любой вестерн – великий поход в Сибирь и завоевание русского Севера. Перед нами не только архивные страницы этой эпопеи, – хотя фактическая сторона дела написана очень скрупулезно и сопровождается картами и ссылками на архивы и документы, – но интерес автора к людям: их поступкам, мотивам, чувствам, идеям и делам.
Кажется, кровопролитным «индейским войнам» на Западе США никогда не будет конца. Белые и краснокожие, осатанев от взаимной ненависти, безжалостно истребляют друг друга. Правда, десятилетнюю Джоанну Леонбергер, как и других белых детей, индейцы увезли с собой, чтобы воспитать в своих племенных традициях. Капитан Кидд, ветеран многих войн, привык жить сегодняшним днем, странствуя от поселения к поселению, где он зарабатывает публичным чтением газет для малограмотных покорителей Дикого Запада. Но на этот раз у него другое, более выгодное задание – сопроводить Джоанну через весь Техас к дяде и тете, которым чудом удалось разыскать и выкупить ее у индейцев. Они едут через бескрайние прерии – старик, умеющий стрелять без промаха, и девочка, не знающая ни слова по-английски.