Лесник поневоле 2.0 - [33]

Старшина призадумался — действительно трудно убедить кого-то, если этот кто-то не хочет верить. И тогда девушку, как и её отца, просто сломают — физически и морально. Спрашивается, за что?

Обоим беседующим о жизни пока не было известно, что случилось в Москве. Причём, именно потому, что к делу отнеслись формально на самой первой стадии. Старлей Белов применил на допросе методику, разработанную ещё в тридцатых и обеспечивающую до восьмидесяти процентов успеха при допросе.

* * *

— Ну что, сержант, расскажи-ка нам какую диверсию готовит майор Межов или он просто американский шпион?

Ничего не значащая фраза в самом начале, несущая явно несправедливую трактовку, вызывает почти у любого желание объяснить неправильность домысла допрашивающего. Хомо сапиенс, пытаясь внести ясность, расслабляется и этим подставляется под эмоциональный прессинг. Начав отвечать и спеша восстановить справедливость — он натыкается на «домашнюю заготовку», даже не закончив фразу.

— МОЛЧАТЬ, СУКА!!!

Естественно, что все мысли и логика пояснений, как и их чередование, моментально сбиваются. После такого эмоционального удара многие предпочитают сразу сдаться и говорить только то, что знают, причём ничего не скрывая. Этого, в принципе, и добивается опытный следователь, чтобы получить ответы, а не попытки ввести в заблуждение. Всего лишь окрик, но в большинстве случаев, оказывается, он срабатывает! Понятно, что тональность и содержание должны быть грубыми, иначе не добиться нужного эффекта. Конечно, мимика и движения следака должны тоже соответствовать в чём Белову повезло от природы. Его лицо ужасало в момент напускного гнева и отбивало у подследственных всё желание запираться или пытаться обмануть. Поэтому он и был столь удачлив на допросах — таким практически не нужны методы силового воздействия.

* * *

Однако реакция сержанта выглядела несколько неожиданной — его передёрнуло от вскрика и он впал в странный ступор. Точнее, отключился от реальности, потому что больше не реагировал на окружающих и их возгласы. Костя интересовался своими руками, краешком стола, чему-то подхмыкивал, словно переместился в свой мир, более важный для него. Присутствующие, наперебой пытались обращаться к радисту, опасаясь применять силовое воздействие, но ничего не добились. Тот тупо абстрагировался, чем вызвал возмущение наблюдателя от разведки.

— Старлей, что вы сделали с моим подопечным? Вы понимаете насколько он ценен?

— Товарищ майор, но я ничего такого не сделал. Всего лишь применил обычный приём воздействия.

Белов и сам ничего не понял — уж осназовец-то не должен так болезненно реагировать, всё-таки не та подготовка! Да и не было никогда раньше столь странной реакции у подследственных. Всего лишь обычный стандарт, да и то чисто по инерции. Капитан ГБ, курировавший своего лучшего следователя, постепенно бледнел — он слишком хорошо представлял последствия, если Иевлев не вернётся в обычное состояние.

— Может психолога вызвать, вдруг нервный срыв какой-нибудь? — это был максимум его креативности в данный момент.

— Никаких психологов пока я не доложу по инстанции, — возразил майор, — все действия только по команде сверху. Не хватало ещё экспериментов, и так непонятно что творится.

Он связался по телефону со своим руководством, с нетерпением ждавшим окончания стандартной процедуры, доложив об инциденте. Гром и молнии с той стороны линии связи ничего объективного не сулили.

— Приказано прекратить допрос и больше ничего не делать.

То же самое озвучили и по линии НКВД, когда отчитался гэбешник-куратор, понимая что подписывает себе смертный приговор. Впрочем, всё равно такой прокол в тайне не сохранишь, уж слишком нужный специалист потерян на ровном месте. Разборки по поводу несчастного радиста, съехавшего с катушек, перешли на более высокий уровень!

* * *

Люди сороковых столкнулись с технологией ментальной защиты информации, которую начали разрабатывать в семидесятых. От кандидатов попользоваться чужим всегда приходится отбиваться всеми правдами и неправдами. Особенно, когда сама инфа передаётся не радиограммой или пакетом с бумагами, а живым носителем. Не мог Межов допустить, чтобы не только аппаратура, но умение ей пользоваться, попало тем же немцам в случае непредвиденной посадки самолёта. Вот и использовал дополнительную систему охраны части секретов. Андрей Локтев, прошедший в своё время соответствующую подготовку, поставил ментальный блок под гипнозом бедолаге Константину. Если фашисты будут допрашивать сержанта мягко и ласково, он просто ничего им не ответит, как патриот. А любое применение силы или словесная угроза в грубой форме моментально вызывает срабатывание и человек впадает в нечто сродни аутизму. Естественно, что блок может снять только тот, кто его ставил — всё-таки коды задействованы. Но ради важности дела многие идут на риск и жертвуют собой, особенно когда идёт война!

Скандал достиг генштаба Красной Армии и следовало принять решение, причём оперативно. Согласно самого простого варианта имело смысл связаться с Лесником, повиниться и попросить подготовить ещё одного спеца. Но как-то язык не поворачивался от слов «повиниться» и «попросить», а «потребовать» может и не пройти. Как бы не послали, причём справедливо, куда подальше. Межову хорошо — он вне зоны досягаемости и чтобы добиться результата насильно, придётся чуть ли не роту НКВД отправлять. И если он живым не сдастся, то грош цена попытке покомандовать. И не дай бог, товарищ Берия, а то и товарищ Сталин узнают о проблеме с радистом… Видимо, придётся всё-таки просить, чтобы задницы прикрыть, хотя идиотами выглядеть ох как не хочется!