Лесная повесть - [4]

Неукротимый гнев обуял старого лося. По всему хребту торчмя поднялась шерсть. Склонив низко голову, старый лось неустрашимо понесся вперед.

Гудела земля под ногами недругов, на перепаханную копытами поляну валились сломленные, вырванные с корнями деревца. Бой был не на жизнь, а на смерть.

Изловчился матерый сохач, проворно отпрянул в сторону. Мечет огни глазами, следит за противником. Рог висит у того, пена красная падает с пасти, покачивается лось.

Передохнул минутку старик, обманчиво крутанул головой и вдруг, вскинув ногу, со страшной силой ударил в открытую грудь противника. Молодой лось, как дуб подпиленный, качнулся и рухнул наземь.

Но вот сентябрь на исходе. Лоси как бы опомнились от хмельного угара, снова стали чутки и осторожны. На дорогах и открытых полянах их уже не встретишь. В тихие вечера в лесу не слышно стука рогов в жестоких схватках.

Во всем году лосиха не была так стройна и сыта, как сейчас. Густая шерсть лоснилась матовым блеском, на плотном теле выпукло выделялись мускулы. А лось был худ. В течение всего беспокойного месяца он почти ничего не ел. Обозначились ребра, голова ехала угловатой и еще больше горбоносой. Не лучше выглядели и другие быки. Теперь им было не до драк. Близились холода, и лоси усиленно жировали.

ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ

Необъятны уральские просторы. Горы и лес. Прошагают, разрезая тайгу широкой просекой, металлические опоры линии электропередачи — и опять горы да лес. Горные вершины волнами находят одна на другую и тянутся в необозримую даль. В туманных распадках узкими лентами текут реки, зеркалами блестят под солнцем озера. Вольная воля всякому зверю в уральских лесах.

Но, как бы ни была просторна тайга, у каждого зверя свое обиталище. Одни любят леса светлые, редкие, другие — глухие, непроходимые. Одни любят речки бурные, другие — озера тихие. Каждый рад своему дому, и каждый по-своему охраняет его.

Сторожка выдра-отшельница. Живет незаметно, в заросших берегах таежных рек. Проворно, как щука, ныряет, ловко хватает рыбешек. Попробуй узнай, где выдра живет! Но стоит появиться опрометчивой родственнице в ее владениях — живо хозяйка находится. Драке быть, если не уйдет пришлый зверь подобру-поздорову.

Даже белка и та уголок свой знает. Зиму и лето живет на одном месте. И только в бедственный год, когда случится неурожай орехов на кедре-кормильце, рушится этот давнишний обычай. Собираются белки большими стадами и кочуют по тайге. Ничто не устрашает встревоженных зверьков. Они переплывают реки, не обходят людных городов и деревень. Много белок гибнет во время таких путешествий.

И волки свою обитель знают. Крепко привязаны к знакомому лесу. Живут парой или семьей. Беда той деревне, возле которой появится выводок. Перережут скот, передавят собак.

Зима поворачивает вспять законы зверей. У хищников круг охоты расширяется, стаями собираются птицы, стадами живут копытные. И чем суровей зима, тем больше путаницы в звериных порядках.

И еще есть в природе закон — жить только сильным. Сама жизнь ведет отбор. Не встретишь в лесах хилого зверя, не увидишь птицы с перебитым крылом. Все быстроногие, быстрокрылые. Не удрать худому, ослабшему лосю от волка. Здоровый спасется, даст достойное племя. Сломает ногу лесной козел — опять пожива голодным волкам. А кто же волков съедает?

…В тихое морозное утро октября по лесу шли волки. Солнце играло на обледенелых стволах деревьев. Щурят звери глаза от лучистых бликов. Впереди, как всегда, — матерые. Волчата к этому времени хорошо подросли и мало отличались от старых. Только пышная шерсть была гуще, да морды еще без единой царапины. Далеко сзади брел тощий грязный волчонок.

Миновав на угоре высокий лес, волки спустились в низину и еловой гривой направились к знакомому болоту. Шли цепочкой, никто не забегал вперед, не сбивался в сторону. Самый неуловимый звук хищники мгновенно засекали и, как по команде, враз останавливались. Чем ближе подходили к болоту, тем чаще стали их таинственные остановки. Собравшись в круг, звери недоверчиво оглядывали друг друга, подозрительно прощупывали глазами кусты, деревья. Замирал и больной волчонок, завидев остановившуюся семью.

Болезнь и голод медленно, но неотвратимо вершили губительное дело над молодым зверем. На обвисшей шкуре шерсть скаталась, четко проступили ребра. От волчьих обедов ему не доставалось даже обглоданной косточки. Только сунется, только даст о себе знать, здоровые волчата, а то и переярки, набрасываются на него. А тут уж спасайся! Промедлишь — и заедят. День ото дня хирел отторгнутый от семьи волчонок. Самостоятельно охотиться он не умел, да и боялся оторваться от выводка. А ненависть родичей к нему все возрастала. Теперь его драли только за то, что он попадался на глаза.

Выводок приблизился к болоту. С высоты крутого берега открылся вид маленькой тундры. Чахлый сосновый лес утопал в пахучих сфагновых мхах. Червонной позолотой горели заросли засохшего багульника, там и тут, как паучьи лапы, вздымались вывороты корневищ. Волки спустились под яр и, минуя гнилые колодины, потянули в глубь болота.

Хрипло дыша, на берег взобрался волчонок. Луч солнца скользнул по мокрым глазам. Закрыв глаза, волчонок на минутку прилег перевести дух.