Лёшкина переэкзаменовка - [9]

— А мы, пожалуй, пойдём. Верно, ребята? — сказал Владик бледнея.

— Пойдём! — откликнулись мы с Верой очень дружно.

— Постойте! — остановила нас Лёшкина мать, не отнимая трубки от уха. — Куда же вы? Вы ведь, должно быть, пришли зачем-нибудь? Садитесь!

— Ты не помнишь, зачем мы пришли? — спросил меня Владик, садясь на букет.

— Я не помню что-то… — сказал я, не отрывая взгляда от Лёшкиной матери. (Она вновь и вновь набирала один и тот же номер, но, к счастью, он пока был занят.) — По-моему… нет, не помню… Хотя вспомнил: мы пришли просто так. Совершенно верно… Конечно… Теперь я припоминаю.

— У вас с Лёшей секреты, вероятно, — проговорила Лёшкина мать, поняв по-своему моё бормотанье. — Пожалуйста, я не допытываюсь. Эх, — добавила она, с сердцем бросив трубку на рычаг, — на этот Курский вокзал, наверно, за сутки не дозвонишься!

— Да, досадно. Туда действительно невозможно дозвониться, — заметил Владик повеселев, — на редкость трудно. Очень досадно!

— Ну, мы пойдём всё-таки, — сказал я.

Лёшка вышел нас проводить. На лестнице Владик шепнул Вере:

— Ты иди с ним в кино, а мы с Володей — на вокзал.

— Пойдём сейчас в кино, Лёша, — предложила Вера.

— Так вы за этим и пришли? — обрадовался Лёшка.

— Ну да!

— И билеты есть?

— Ага, — сказала Вера.

— А чего же вы при маме не сказали?

— Боялись — она тебя не отпустит, — не задумываясь, ответил Владик.

— Почему? Она меня днём отпускает, — возразил Лёшка.

— Видишь ли, картина очень взрослая, — сказал Владик.

— Там арии… арии такие, понимаешь, что только после шестнадцати лет, вот в чём дело, — поспешно поддержал я.

Только бы Лёшку отправить в кино, а нам попасть на вокзал вовремя! Только бы всё объяснить Анне Аркадьевне раньше, чем Лёшка с матерью явятся её благодарить! Но Лёшка не отпускал нас — он не торопился.

— Это что за картина, «Алеко»? — спросил он.

— «Алеко».

— Интересно, тут «Алеко», а у Пушкина «Цыганы» называется, да?

— А у Пушкина «Цыганы», — повторили мы, переминаясь с ноги на ногу.

— Может, ещё не пустят из-за арий этих? — усомнился Лёшка.

— Пустят, — сказал я. — Эти арии только вечером… а так, днём, и тебе и Вере можно… Вот мы с Владиком уже были — пустили.

— Так, значит, мне одному с Верой идти? — Видно было, что Лёшка заколебался. — Я думал, всем вместе…

— Билеты хорошие, самая середина, — сказала Вера жалобно. — Пора уж идти, а то пропадут…

Наконец Вера с Лёшкой ушли в одну сторону, а мы с Владиком помчались в другую — к метро. Сбежав вниз по эскалатору, вскочили в поезд и выбрались из-под земли у Курского вокзала, когда до прибытия кисловодского поезда оставалось пять минут.

— Живо брать перронные билеты! Успеем! — сказал Владик. — Плохо, что номера вагона не знаем. Но на платформе так сделаем: ты станешь у входа в туннель, а я пойду вдоль вагонов. Анну Аркадьевну не пропустим.

Мне это понравилось. Я просто мечтал, чтобы Анне Аркадьевне попался на глаза первым Владик, а не я. Он найдёт что сказать. Что касается меня, то мне и представить себе было трудно, как я начну что-нибудь объяснять.

— У тебя есть деньги? — спросил Владик, когда несколько человек, стоявших впереди нас в короткой очереди, получили билеты.

В кармане у меня оказался один рубль.

У Владика нашлось пятьдесят копеек. Перронный билет стоил рубль.

— Так, — сказал Владик, — на два билета не хватает. Купим один, ты пойдёшь на платформу, а мне придётся подождать здесь.

— Почему я пойду на платформу? — спросил я.

— Рубль — твой, — ответил он.

— Я дам тебе пятьдесят копеек, — сказал я.

— Не в этом дело, — ответил он, подумав мгновение: — ведь говорил с Лёшкой за Анну Аркадьевну всё-таки ты!

Я ничего не ответил, только посмотрел на Владика. Он быстро сказал:

— Ладно, попробуем пройти вместе.

Мы скорым шагом спустились в туннель. Рядом с нами шло много встречающих с букетами. Были и люди без цветов, но с чемоданами — эти уезжали сами. Мимо контролёрш все проходили, не останавливаясь, не замедляя шага. Некоторые на ходу показывали свои билеты, другие проходили просто так.

— Надо только иметь уверенный вид, — прошептал Владик, когда мы приблизились к контролёршам, — и ничего не спросят даже…

У него был и на самом деле уверенный вид. В толпе мы оба прошли мимо контроля без всякой задержки. На мой билет ни одна из железнодорожниц даже не взглянула.

— В порядке… — произнёс Владик облегчённо.

И сразу мы услышали за спиной окрик:

— Мальчик, вернись!

— Мне вернуться? — спросил я с надеждой и остановился.

— Нет, ему. Он вот без билета. — Контролёрша указала на Владика.

Владик пошёл назад. Не знаю, почему его не пропустили. У него был очень спокойный вид, а у меня, по-моему, наоборот, подозрительный. Как догадались, что именно у него нет перронного билета, я не представляю. Так или иначе, Владик остался где-то на площади, а я вышел на платформу, к которой уже подкатывал не спеша поезд Кисловодск — Москва.

Поезд остановился, и сразу стало на платформе шумно, суматошно: вокруг меня обнимались, целовались, искали и находили друг друга приехавшие и встречающие, только я стоял на одном месте, у входа в туннель, искал глазами Анну Аркадьевну и боялся, что сейчас увижу её. Но мимо меня прошло уже много людей, на перроне стало просторно, однако Анны Аркадьевны всё не было. У меня мелькнула мысль, что, может быть, я нечаянно пропустил Анну Аркадьевну, а Владик на другом конце туннеля, при выходе на площадь, её встретил и сейчас уже обо всём ей рассказывает. Как бы это было здорово!