Варя молчала, и Лешка тоже молчал, блаженно наслаждаясь ее близостью. Она сидела рядом, совсем рядом, и стоило ему лишь слегка протянуть руку, и он прикоснулся бы к ее округлому колену, плотно обтянутому простым чулком с дырочкой на самом изгибе, в которую проглядывала розовато-смуглая пупырчатая кожа.
Варя не догадывалась обдернуть платье, обнажавшее колено, а у Лешки не хватало духу сказать ей об этом. Какое-то смутное зарождалось в Лешке желание, когда, то загораясь, то холодея сердцем, украдкой смотрел он на Варю, и оно, это желание, сладко и властно начинало его томить.
А Варя глядела своими странно мерцающими, повлажневшими глазами на кружившиеся в вихре водоворота оранжевые и блекло-лиловые листья, теребила пальцами колечки перекинутой через плечо косы и думала о Лешке. Она думала о его смешной робости перед ней, девчонкой, которой никогда и никто не пугался, думала об этом с затаенным торжеством и… и какой-то непонятной — самую чуточку — грустью и жалостью, с жалостью не то к себе, не то к нему.
— Варя… пойдем вечером в кино? — неожиданно с отчаянной решимостью сказал Лешка, смертельно боясь, как бы она ему не отказала.
И Варя, уже давно, очень давно ждавшая этого приглашения и уже также давно решившая непременно отказать Лешке, стремительно проговорила, не надеясь на свою твердость:
— Нет, не могу.
— Ну… ну почему же? — с придыханием, моля, сказал Лешка.
Изо всей силы стараясь не выдать своего волнения (сердце в груди так по-хорошему замирало!), Варя с прежней непреклонностью отрезала:
— Не могу. Весь вечер буду заниматься — у меня завтра контрольная по русскому!
И Лешка стал тише могилы. А Варя, помолчав, спросила, скосив в его сторону глаза:
— Ты вернул мне прошлый раз «Вешние воды» и ничего не сказал. Или ты просто не читал?
Так было велико Лешкино горе, что он не сразу понял, о чем она спрашивает.
— Я бы за это время, наверно, еще три книжки одолела! — насмешливо продолжала Варя, задетая молчанием Лешки. — У тебя столько свободных вечеров!
— Прочитал я, — выдавил кое-как из себя Лешка. — И еще успел не три, а целых четыре… одолеть!
— Вот как? Ну, и понравилась тебе моя книжка?
И тут уж Лешка решил выместить на Тургеневе все свое недовольство Варей.
— Нет, — сказал он жестко. — Такая препротивная книга!
Варя ласково подбодрила Лешку:
— Да? И что же ты нашел в ней плохого?
— Этот самый Санин… Ну, ну разве он хороший человек? Обманул такую… такую девушку, а сам с госпожой Полозовой… Она же его своим лакеем сделала!
Темные пятна юношеского румянца проступили на Лешкиных костистых щеках. Он намеревался сказать что-то еще, совсем убийственное, по адресу барчука Санина, но Варя опередила его, с ледяным спокойствием произнеся:
— А вот мне Санин как раз больше всего понравился. Такая любовь к женщине! Попросила бы его Полозова… ну, скажем, прыгнуть с этого берега на тот, и он прыгнул бы не задумываясь!
Куда только делся Лешкин румянец! Но Варя не видела, как побледнел Лешка. Она слегка подняла голову — казалось, это тяжелая, литая коса оттягивает ей голову назад — и усмехнулась:
— А теперь… Да разве теперь найдется такой? Прыгнет, да вдруг… ноги промочит и насморк получит?
Варя не сразу поняла, зачем так проворно вскочил Лешка. А когда он, разбежавшись, прыгнул, на лету хватаясь руками за свисавшую над речкой гибкую ветку старой березы, стоявшей на той стороне, Варя пронзительно взвизгнула и закрыла ладонями лицо.
Ей казалось, что сию минуту произойдет что-то ужасное — Лешка или расшибется насмерть, или сломает себе ноги. А Лешка уже стоял на том берегу и сам удивлялся своей удаче: расстояние между берегами было куда шире, чем тот овраг, который ему на днях не удалось перемахнуть…
Варя встретила Лешку за бурлящим порогом, у перекинутого с одного берега на другой дубового бревнышка.
— Алеша… Ведь я… нарочно все это! — у Вари оборвался голос. — Ты… ты теперь, наверно, и знать меня больше не захочешь?
— Что ты говоришь, Варя! — у Леши тоже оборвался голос.
И вдруг ему безумно захотелось схватить Варю, схватить ее такую, какой она стояла перед ним — растрепанную, жалкую и красивую, и поцеловать в горевшую жаром щеку. Но его удержал от этого смутный стыд: он только поднял руку и нежно провел кончиками пальцев по ее мокрому, мокрому от расплывшихся слезинок лицу.
Ни Варе, ни Лешке не хотелось расставаться, и по Лесному проезду они не шли, а плелись, стараясь как-нибудь оттянуть время.
Они пускались на разные хитрости. Вдруг Лешка останавливался, поднимал с земли листик клена — такие валялись на каждом шагу — и со словами: «А ты посмотри… Ну, разве не чудо?» — бережно клал его Варе на ладонь.
— Весь огненный, будто из печки! — восхищалась Варя. — А какие точки… Алеша, ты заметил на листике малюсенькие крапинки?
А спустя минуту-другую останавливалась Варя. То она замечала дятла, долбившего убогую сосенку, засохшую с одного бока, то вербу в палисаднике веселой дачки, на удивление не вовремя набравшую почки.
Они были так увлечены сами собой, что не сразу увидели Варину сестру — женщину еще не старую, но не в меру располневшую, с пухлыми короткими руками.
