Леший выходит на связь - [2]

Счетовод подавленно молчал, трудно и сипло дыша и не сводя с склонившегося над ним атамана полумертвых, стеклянных глаз. Казалось, он ничего не замечал более и вообще ничего не соображал.

Со стороны скотных дворов во главе шумной кучки всадников прискакали Кинзеновы, луноликие, молодые, сильно похожие друг на друга. Рукоятью многохвостой с кольцами плети Мосол ткнул через плечо:

— Парни спрашивают, как быть со скотом. Вести в тайгу? А может, прикажешь резать и мясо вьючить? — И озлобленно зыркнул на все еще распластанного в пыли счетовода. — Сколько заяц не бегает, а в лапы попадется, сколько большевик не прячется, а Турка его отыщет.

— Поджарить счетовода! — пожевав вывернутыми губами, сплюнул Николай.

Недобро усмехнувшись, Мосол широко размахнулся хамчей. Но атаман резким повелительным жестом остановил нетерпеливых братьев. Зачем убивать бедного активиста прежде, чем он потрудится сосчитать скот, взятый у совхоза повстанцами? Чекисты должны знать, сколько коров и баранов вернул Турка обиженным властью хозяевам.

Счетовод по-прежнему как заколдованный, неотрывно глядел на Турку, словно изучал его, грозного, свирепого, чтобы запомнить навсегда. А Турка был высок и строен, словно молодой тополь, с чисто выбритого смуглого лица не сходила слегка презрительная, гордая усмешка, мощные крылья его некрупного носа вздрагивали и трепетали. Одет атаман был в ладно сидевшую на нем меховую куртку, отороченную серой мерлушкой. На левом боку чуть ли не до стремени на узком сыромятном ремне свисала деревянная коробка маузера. Турка был вооружен не только маузером — у него был и наган, которому он верил не меньше, впереди на поясе две бутылочные гранаты, кавказский кинжал с черненной серебром рукоятью, хакасский, прямой и широкий охотничий нож. Этот воинский наряд дополнял полевой бинокль в твердом футляре, висевший на груди: признанный вождь повстанцев должен быть зорким и видеть врага прежде, чем враг обнаружит его.

— Возьмите его! — брезгливо поморщившись, бросил Турка.

Клещеногий, коренастый Мосол, почувствовав поощрение в словах атамана, вдруг изловчился и ухватил счетовода за воротник кургузого, сплошь заплатанного пиджака. Поднатужился, скорчил гримасу и крякнул, но поднять русского к себе в седло он не успел. Мосла опередил подскочивший брат Николай, он с явно показной удалью, вызвавшей общий восторг, вырвал жертву из цепких рук Мосола и уже на скаку лихо бросил ее на переднюю луку седла. Раззадоренный Мосол кинулся за братом, намереваясь догнать его и во что бы то ни стало отнять русского. Началась древняя, как мир, хакасская игра — козлодранье, она, от веку любимая в улусах, здорово позабавила и рассмешила повстанцев. И на этот раз всесильный Турка ни словом, ни жестом не остановил братьев Кинзеновых: пусть мал-мало пощекочут русского активиста.

Тем временем, в поисках спиртного повстанцы посбивали замки с окованной железом двери магазина и склада. Наскоро, не разбираясь, хватали бутылки с водкой и уксусом, хватали одежду и обувь, пихали в тугие торсуки белые сколотые головы сахара, сыпали, рассеивая по полу, соль и муку. А у распахнутых камышовых ворот скотного двора на унавоженной земле резали и свежевали коров и овец. Густо и сладко пахло кровью и свежим мясом.

— Эй вы! — повелительно крикнул парням, рывшимся в коровьей требухе, подлетевший на гнедом бегунце Турка. — Смирно! Я привез вам счетовода!

Парни покатились со смеху.

Окровавленного, в сплошном рванье скинул Мосол несчастного русского с седла. Тот задергал головой, с великим трудом поднялся на четвереньки, но не удержался на слабых руках и тут же, вконец обессиленный, ткнулся в землю.

— Ха! Не хочет считать! — поигрывая плетью, вскрикнул Турка. — Ты прав, Николай, его нужно хорошенько поджарить.

По приказу довольного шуткой атамана изворотливые и падкие на забавы парни принесли откуда-то тяжелые цинковые бидоны, прикатили ребристые железные бочки с керосином, бензином, принесли ящики с солидолом. Подхватили и, раскачав, смаху бросили обвисшего счетовода в пустой, пахнущий мышами сусек одного из амбаров, и со всех сторон, и с подопрелых углов облили тот амбар захватывавшей дух ядовитой горючей смесью.

— Плохо помирать одному, — оглянувшись на атамана, сокрушенно проговорил Николай. — Может, поджарим всех?

Самодовольный, сознававший свое превосходство над всеми, Турка молча кивнул, усмиряя нетерпеливо плясавшего под ним коня.

2

В тесной, с облупленными стенами, насквозь пропахшей махоркой и парным дегтем дежурке областного управления ГПУ допоздна засиделись командир конного отряда чекистов Михаил Дятлов, крепко сбитый тридцатилетний мужчина в черной хромовой кожанке, с клинком и наганом на поясе, и худощавый, с жесткими волосами работник областного уголовного розыска Петр Чеменев. Петр был в стоптанных сапогах, в заношенной, неопределенного цвета и не по росту большой гимнастерке — явно с чужого плеча, и тоже с наганом. Впрочем, в ту пору милиционеры и чекисты ни днем, ни ночью не расставались с оружием. Мутные от бессонницы косые глаза Дятлова, не мигая, глядели на раскинутую по столу оперативную карту-двухверстку, словно ища в ней давно не дававшуюся ему разгадку хитрых и коварных замыслов малых и больших бандитских шаек, гулявших в тайге и предгорьях.