Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе - [55]

Впечатления: II. Портреты за завесой воды

Исследования скрытой от глаз человека целины континентального шельфа все еще находятся в начальной стадии. Аквалангисты за время одного погружения могут осмотреть примерно около 100 квадратных метров шельфа, не больше. Даже при использовании новейшей аппаратуры можно пробыть под водой всего несколько часов и за это время провести наблюдения на площади менее одного квадратного километра. Поэтому самые главные, крупномасштабные, если не сказать туманные, представления об окраине континента мы получаем из работ ученых, которые со специально оборудованных надводных судов на ощупь пробиваются сквозь скрывающую свои секреты завесу воды. Вести исследовательскую работу в море трудно, утомительно, а иногда и опасно, но она сторицею вознаграждает исследователя. Более чуждый, чем любая наземная территория, но все же более близкий и более притягательный для человеческой натуры, чем космос, океан, который пронизывал и регулировал культурную эволюцию человека с самого начала, наверное, еще очень долгие годы будет манить к себе ученых, исследователей, любителей приключений и поэтов.

Моя первая непосредственная встреча с просторами и масштабами континентального шельфа произошла, когда, окончив университет по специальности морская биология, я принял участие в пятидневном рейсе вдоль юго-восточных берегов Соединенных Штатов. Ниже приводится отчет об этом рейсе. В нем традиционные путевые впечатления сочетаются с самыми разнообразными переживаниями, которые я испытывал, когда мы медленно, с остановками, имея время для наблюдений, продвигались по полному жизни мелководью Атлантики.

День первый

В один из поздних осенних дней после полудня всех на корабле вдруг охватило обостренное чувство ожидания. Швартовы были отданы, и дрожь от работающих на холостом ходу двигателей стала более заметной. Неожиданно послышался долгий низкий гудок, и судно стало отходить от места своей стоянки.

Я наблюдал, как росла щель между кораблем и пирсом, превращаясь постепенно в широкую полосу гладкой темной воды. Вместе со своими товарищами я махал рукой друзьям, остававшимся на берегу. Приобретенное университетом за два месяца до этого, исследовательское судно все еще вызывало любопытство, собирая небольшую толпу всякий раз, когда оно приходило или уходило. Едва лишь корабль вышел из небольшой гавани в открытое море, он стал выглядеть более солидным, чем казался на стоянке; на несколько следующих дней он станет для нас и домом, и местом работы. Здания лабораторий недалеко от берега и белые дома небольшого южного городка на противоположном берегу быстро уменьшались, превращаясь в обычный береговой пейзаж, на который лишь мельком бросаешь взгляд, двигаясь к единственно важной цели путешествия.

Мои последние впечатления о суше — длинные цепочки дюн, увенчанных перьями метельчатой униолы, по берегам двух островов, лежащих у выхода из залива. Когда мы покинули эстуарий, повеяло прохладой; воздух утратил запах сухой земли, и стало как-то легче дышать. С юго-востока из-за линии горизонта появились длинные волны, и судно отдалось во власть извечного ритма моря.

Многим людям, и мне в том числе, требуется некоторое время, чтобы приспособиться к пышному приему, который оказывает им батюшка океан. Как и всегда, ты собираешь всю свою волю и полон решимости на этот раз не поддаваться морской болезни, и поэтому каждый раз испытываешь удивление, когда первое ощущение тошноты доходит до твоего сознания. Оглянувшись вокруг, я понял, что не только я почувствовал первые предупредительные симптомы. Наступление морской болезни располагает к сдержанности даже самых шумных. Несколько моих товарищей довольно внезапно перестали общаться с окружающими. Как это было у моряков в старину и как водится сейчас, они тихо сидели, уставившись на море или глядя назад, в направлении исчезающих берегов.

Подходило время обеда, и многие покинули заднюю палубу, одни — предвкушая свиные отбивные, которые должны были подаваться на обед, другие — спасаясь бегством от их запаха, проникавшего из камбуза через полуоткрытую дверь. Что касается меня, я решил пропустить обед.

Я перешел к борту, подышать прохладным морским воздухом. Самое лучшее лекарство от морской болезни — это свежий воздух. Если подступает тошнота, духота внутренних помещений корабля обязательно ускорит рвоту.

Хотя я и не обедал, я все же был в состоянии любоваться красотой солнечного заката, услаждая свое зрение и душу этим зрелищем. Скоро появился один из членов нашей группы, товарищ по несчастью, который сказал, что он тоже не испытывает удовольствия при мысли о еде. Мы разговаривали, пока солнце не ушло за горизонт. Разговор касался главным образом судна, рейса и того неизвестного мира, который лежал впереди по курсу, ожидая, когда состоится наше с ним знакомство.

Наше судно было небольшим, оно имело всего только 120 футов в длину и 28 футов по мидель-шпангоуту (в самом широком месте). Тем не менее на его борту было много разнообразного снаряжения для сбора материала и аналитической работы и несколько тысяч метров легкого и тяжелого стального троса. С его помощью мы могли получить образцы и снимки с любых глубин вплоть до абиссали. Так как судно и снаряжение для исследовательской работы были с иголочки новыми, наши действия на море пока скорее напоминали действия человека, который, перед тем как войти в воду, осторожно пробует ее ногой: главная задача состояла в том, чтобы опробовать механизмы и людей на континентальном шельфе.