Лес - [29]

– Есть еще и хорошая новость, – Сит подхватил Ника под локоть. – Наши: Валу, Риго, Гоби – ну, в общем, все, кого знаешь, ждут тебя вечером. У Рона собираемся. Риго говорит, хочет тебя за спасение отблагодарить. Случая, говорит, до этого не было. Ну, это ж и понятно: когда мы тогда в Великий Город собирались, он не то что ходить – говорить не мог.

Сит двумя точными ударами снизу и сверху проделал в кожуре водянки отверстия и жадно припал губами к плоду. Напившись, продолжил:

– Валу с утра пораньше в Лес подался. Сказал, что как раз к такому случаю у него там пьяное дерево припасено. Так что ждут тебя – не дождутся… – Сит вдруг смерил Ника подозрительным взглядом и шумно шмыгнул носом. – Ты только это, не налегай особливо на бражку-то.

Ник с искренним негодованием заверил его, что он вообще и никогда, ну, если только один раз, и то по недоразумению. Сит хмыкнул в ответ и, уже выходя из комнаты, проворчал, что, мол, все так говорят, а потом клянчат у него по утрам водицы. А Сит вам не это – подай-принеси.

* * *

– Не отпущу! Вон что удумал! – лицо Старосты приобрело синюшный оттенок.

Разговор не заладился с самого начала. На все доводы Староста отвечал кратким «Не пущу!» В общем, Шептун ожидал нечто подобное, но сейчас не на шутку встревожился. Не хватало еще, чтоб Старосту хватил удар.

– На-ка, Бен, глотни чуток, – Шептун вытащил из нагрудного кармана маленькую темно-зеленую склянку.

– Не надо мне ничего! – Староста расстегнул ворот рубахи и принялся растирать грудь и шею.

– Бери, бери! Не упрямься, – Шептун не убрал протянутую руку. – Чай, не мальчик, о возрасте своем вспомни – орешь, как молодой стинх по весне.

– На себя посмотри! – огрызнулся Бен, но все-таки взял склянку и, вырвав зубами пробку, сделал аккуратный глоток.

– Уф! – просипел он. – Ядреная!

На лице старика тут же проступили крупные капли пота. Он откинулся на спинку стула.

– Посиди так чуток, – Шептун забрал у него настойку, плотно вставил пробку в горлышко и убрал в карман. – Сейчас полегчает.

– Полегчает, – проворчал Бен. – Как же! – он отер рукавом лицо. – Вот скажи мне, Шептун, что ты за человек, а? Вот что тебе спокойно не живется? Такой Исход пережили! Людей сохранили. Лес дары принял. Вся округа саженцами взошла – за день не обойти. А ты… – он махнул рукой. – Нам с тобой пора уже о вечном думать, о вечнозеленых лугах Доминии, – он снова махнул рукой. – А ты все со своим Старым городом носишься, – Староста вздохнул. Его лицу постепенно возвращался нормальный цвет. – Я, право дело, решил, что ты одумался после того, как Лес Диго забрал, – он хотел еще что-то добавить, но, наткнувшись на мгновенно заледеневший взгляд Шептуна, осекся на полуслове.

– Ди-и-го, – тихо протянул Шептун, отрешенно уставившись куда-то поверх головы собеседника.

В комнате повисло тяжелое молчание. Бен клял себя последними словами, что затронул столь болезненную для его друга тему. Думал, с годами позабылось. Ан нет, не все, значит, время лечит…

– Ди-и-го, – опять протянул Шептун. – Вроде уже два десятка лет прошло, а как вчера, – он замолчал. Потом медленно начал говорить: – Глубоко тогда мы в Лес ушли. Я уже бояться стал, что дорогу назад не найду. Путал он нас, тропы по нескольку раз на дню менял. Со всех сторон окружил. Сверху, снизу, сбоку. Уже понять не могли, день сейчас или ночь. Одно марево зеленое вокруг стоит. За двадцать шагов ничего не видать, – Шептун замолчал, словно вспоминая. – Вот тогда Он меня и позвал. Знаешь, что это такое? – Шептун посмотрел Старосте в глаза и удовлетворенно кивнул. – Зна-а-ешь. Зов ни с чем другим не спутаешь. Мне бы тогда, дураку, развернуться и уйти, но нет, – он вздохнул. – Любопытство сильнее оказалось. А Диго знай себе шагает, по сторонам головой вертит. Не слышал он Зова, будто только мне Лес в уши шептал, – Шептун снова посмотрел на Бена. – Ты ведь помнишь Диго: не от мира сего мальчик был. Не чувствовал он Лес. Вот не чувствовал, и все тут! Как я только с ним ни бился. Не то что тварь заблудшую заговорить, водянку от гнилой ягоды отличить не мог. Только потом я сообразил, что это не от глупости и лени, а по рождению ему дано. Да и твари его будто не замечали. На всех бросались, а его стороной обходили, словно не видели, – Шептун задумался. – Вот я, дурак, и решил, что если мальчик Лес не чувствует, то и Он его так же.

Староста поднялся со своего места, тяжело протопал в дальний конец комнаты. Там что-то звякнуло, и вскоре перед Шептуном уже стояла початая бутылка «Лаврейского».

– Твой подарок, – Бен ловко откупорил бутылку и принялся разливать вино по глиняным чашам. – Хранил… – он протянул одну Шептуну. – Ну вот и пригодилось.

Они молча выпили. На лице Шептуна не дрогнул ни один мускул. Оно словно застыло, сохраняя все то же печально-отрешенное выражение. По всему было видно – ему едино, что сейчас пить: вино, простую воду или яд.

– Пошел я на Зов, – монотонно продолжил он. – И Диго за мной. Прошли шагов триста, не больше. Зеленое марево слегка развеялось, и впереди, чуть сбоку, увидели насыпь. Странная такая насыпь. Вроде и невысокая, и ровная такая, и уходит так далеко, насколько глаз позволяет. Меня будто озноб охватил. Не знаю, как и объяснить… Просто неестественная она какая-то была, эта насыпь. Не из нашего мира. Не знаю, – он в задумчивости покачал головой. – Чужеродная. Не вписывалась она в Лес, да и он будто ее сторонился. Ни травинки на ней, ни мха. Земля серая, старая, да камешки мелкие. Под ногами хрустят. Так вот – хрусть, хрусть. Пошли мы вдоль нее, а Зов все сильнее, уже не на ухо шепчет, а в голове свербит, мысли путает, ни за одну не ухватишься. О том, чтоб закрыться, тогда даже не подумал. Одна только мысль колокольчиками так динь-динь, динь-динь. Мол, иди-иди, иди-иди…