Лес видений - [8]

Конь фыркнул, неторопливо двинулся с места. Его круп покачивался, а хвост лениво болтался из стороны в сторону, отгоняяя злых и толстых осенних мух.

Вслед за батюшкой и его конём потихоньку потянулись и остальные мужчины деревни, все как один медлительные, молчаливые и расслабленные. Немила знала, что они продолжают мысленно прощаться с каждым кустком и настраиваться на дальнюю дорогу. Сейчас выйдут из деревни и все вместе остановятся в чистом поле, оставят там дары, помолятся Солнцу, и тогда уж можно считать, что начался отсчёт их путешествию.

Женщины же не спешили расходиться, ровно как и дети, они вбирали в память каждое мгновение, пока спины их мужей, отцов, братьев и дядьёв не скрылись из виду, ведь они знали, что в следующий раз смогут увидеться не ранее, чем через месяц, а то и через два.

Вот последний всадник скрылся за поворотом дороги, что петляла вдоль кромки леса, и постепенно все начали расходиться, чтобы заняться обыденными делами по хозяйству. Загремели вёдра, застучали топоры, зашуршали грабли и лопаты, а самые шустрые уже отрядились идти на поле, чтобы собрать остатки озимой пшеницы и ржи.

Немила попыталась было прибиться к полевым, чтобы потом у реки незаметно улизнуть, но у неё ничего не вышло.

– Стой! Ну-ка, стой, кому говорят! – прикрикнула Злоба. – Ишь ты, опять улизнуть собиралась! Иди скотину корми и хлев убирай! А я, пока корову буду доить, за тобой пригляжу!

Свесив голову, Немила развернулась и послушно двинулась через улицу обратно к дому. Эх, позорно попалась у всех на глазах! Терпеть она не могла убирать в хлебе, а сёстры, как назло, вечно ей самую грязную работу оставляли и ещё насмехались: мол, раз ничего больше не умеешь, так страдай и терпи!

Похожи они были, сестрицы, на тех самых мух-кровопийц: такие же приставучие и кусучие. Терпеть она не могла обеих, что Злобу, двуличную гадину, которая на людях всегда добренькая и хорошенькая, а наедине ядом брызжет – только уворачивайся, что Нелюбу – самовлюблённую и заносчивую, до невозможности приторную в общении и при этом страшно мнительную. Вот уж у кого нужно учиться от домашних дел отлынивать! У той вечно то мигрени, то за сердце хватается, а как пальчик уколет своим шитьём, так весь день страдать будет.

Ничего не попишешь, сегодня их взяла – пусть порадуются, пока могут. Гордо вздёрнув голову и не глядя ни на кого, Немила вернулась к своему дому, прошагала мимо сестёр и устремилась в сторону заднего двора. «Подумаешь! Не такое уж большое дело в хлеву почистить!» – уговаривала она себя, но как-то ей не удавалось особенно поверить в свои же слова.

В отсутствие батюшки сёстры вечно норовили возложить на младшую сестру какую-нибудь работу, да потяжелее, да ещё всю дорогу попрекали, что она ленива и нерасторопна. И некому было вступиться за неё, такую беззащитную, поскольку остальные бабы в деревне всегда вставали на сторону сестёр (завистливые злыдни) и обидно говорили: «Немила-белоручка, тебя такую непутёвую за одни красивые глазки никто замуж не возьмёт!»

Ну ничего, она ещё им всем покажет! Вот возьмёт и убежит, не сегодня так завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Замечтавшись о том, как где-нибудь недалеко от деревни, например, на лесной опушке, посреди медленно облетающей с деревьев листвы, она внезапно встретит царевича, Немила взяла в руки лопату и принялась за уборку, не обращая внимания ни на косые взгляды старшей сестры, ни на вид и запах свежих коровьих лепёшек.

Глава 2

Узкая речушка ещё не успела промёрзнуть полностью, но вдоль её берегов за ночь образовался лёд. Грязь под ногами застыла комьями, из которых тут и там торчали жёлтые палки бурьяна. Проогулка средь такого унылого пейзажа кого угодно ввергнет в хандру, но находиться дома было ещё хуже. Сёстры донимали Немилу с утра до вечера так, что сил не было терпеть. Вот она и сбежала сегодня, ни свет, ни заря, на своё любимое место у реки Ежевики, где летом было чудо как красиво и где обычно собиралась вся молодёжь деревни. Вот только сейчас не лето, а конец осени, и потому Немиле приходилось гулять в гордом одиночестве, а попутно сердито думать о том, что по возвращении снова придётся и дрова рубить, и воду носить.

Она опять припомнила справедливые, но оттого ничуть не менее обидные слова сестёр: «Все, кто живёт в доме, должны вносить свой вклад в общее хозяйство!» – и пнула от злости застывший грязевой гребень.

Знала она, что Злоба и Нелюба в чём-то правы, но знание это отнюдь не облегчало её доли. Что поделаешь, если не любит она трудиться, а любит гулять да веселиться, и ещё больше любит, когда ей говорят о том, какая она хорошенькая, румяная и пышущая здоровьем! Немила подошла поближе к реке, наклонилась и поглядела на своё отражение: красота, да и только! А если, не дай Хорс, начнёт она работать, себя не жалея, то к замужеству вся её красота повыйдет, и тогда какие женихи начнут свататься? Обыкновенные, скучные и неинтересные! А других-то ни в этой деревне, ни в окрестных не водилось. Серьёзные женихи, знатные и богатые, с широким кругозором и опытом, те, что могли занять Немилу историями и задобрить дарами, жили где-то там, в городе, и пусть папа говорил, что «в городе том ничего интересного, один шум и разврат, и бесконечные базары, и никто так не пашет, как мы, да пахнет дурно», но эти слова только раззадоривали молодую и жаждущую вкусить побольше жизни девицу.