Лес Мифаго. Лавондисс - [29]

Прямо передо мной сверкнула украшенная узорами палка, и я сообразил, что кто-то протянул мне древко копья. Девичий голос крикнул что-то непонятное, но с теплой интонацией, и я благодарно ухватился за холодное дерево, все еще скорее утонувший, чем живой.

Потом я почувствовал, как меня вытаскивают из объятий тростника. Сильные руки схватили меня за плечи и потащили на берег; смахнув воду с глаз, я увидел две голые коленки: надо мной наклонилась изящная девушка, заставлявшая меня лечь на живот.

– Со мной все в порядке, – пролепетал я.

– Б’з товеточ! – настаивала она и принялась массировать мою спину. Я почувствовал, как из меня хлынула вода. Какое-то время меня рвало едой и водой, но вот, наконец, я сумел сесть прямо и отвести от себя ее руки.

Не вставая с коленей, она немного отодвинулась от меня, и, протерев глаза, я в первый раз увидел ее совершенно ясно. Она тоже смотрела на меня, откровенно ухмыляясь, почти хихикая при виде моего жалкого состояния.

– Это не смешно, – сказал я и беспокойно посмотрел на лес за ее спиной, но мой противник исчез. Я мгновенно забыл о нем и во все глаза уставился на Гуивеннет.

У нее оказалось поразительно бледное лицо, слегка веснушчатое. Великолепные золотисто-каштановые волосы – дикие и нерасчесанные – вольной копной падали на плечи. Я ожидал, что у нее будут блестящие зеленые глаза, но нет – на меня с изумлением глядели бездонные карие зрачки. Ее взгляд, каждая крошечная линия ее лица, совершенный нос и ярко-рыжие завитки, падавшие на лоб, полностью заворожили меня. На ней была короткая хлопковая туника, выкрашенная в коричневый цвет. Тонкие, но увитые мышцами руки и ноги, икры покрывал прекрасный белый пушок, все колени в шрамах. На ногах открытые грубые сандалии.

Руки, перевернувшие меня на живот и так сильно выдавившие воду из легких, были на удивление маленькими и изящными, с коротко обломанными ногтями. Их украшали черные кожаные браслеты; талию стягивал узкий пояс с железными заклепками, на котором висел короткий меч в потертых серых ножнах.

Я посмотрел на нее и почувствовал, как между нами установился контакт; никогда раньше я не понимал так другого человека, а сейчас чувствовал ее сексуальность, юмор, силу. Так вот она какая, девушка, в которую безнадежно влюблен Кристиан, и теперь я хорошо понимал почему.

Она помогла мне встать на ноги. Она оказалась высокой, почти моего роста. Оглянувшись, она схватила меня за руку и повела в подлесок, по направлению к Оук Лоджу. Я вырвал руку и остановился, тряхнув головой. Она повернулась ко мне и что-то зло сказала.

– Я насквозь промок, мне плохо, – сказал я ей, прижав руки к грязной, мокрой одежде. – Мне не дойти до дома через лес. Я пойду более легкой дорогой…

И я пошел обратно, на тропу, ведущую домой вокруг леса. Гуивеннет громко крикнула на меня, в раздражении шлепнув рукой по бедру. Потом пошла вслед, но не выходя из леса. Она, безусловно, умела передвигаться бесшумно и незаметно: я не слышал ее шаги и видел только тогда, когда останавливался и пристально вглядывался в кусты. И только если она оказывалась на свету, ее волосы вспыхивали, выдавая ее присутствие: казалось, ее охватывал огонь. В темном лесу она могла служить бакеном; наверняка ей было совсем не просто выживать.

Подойдя к воротам сада, я оглянулся и посмотрел на нее. Она вылетела из леса: голова опущена, правая рука сжимает копье, левая лежит на ножнах меча, не давая им прыгать на поясе. Пробежав мимо меня, она ворвалась в сад, в одно мгновение оказалась под прикрытием стены дома, повернулась и беспокойно посмотрела обратно, на деревья.

Я подошел к ней и открыл заднюю дверь. С диким взглядом она скользнула внутрь.

Закрыв за собой дверь, я последовал за Гуивеннет, которая с командным видом пошла через дом, тем не менее с любопытством поглядывая по сторонам. На кухне она швырнула копье на стол, расстегнула пояс и почесала упругое тело под туникой.

– Йасутк, – хихикнула она.

– Да, и еще чешется, – согласился я, глядя, как она взяла мой нож для разделки мяса, усмехнулась, покачала головой и бросила обратно на стол. Я дрожал от холода и с тоской подумал о горячей ванне; увы, вода будет чуть тепловатой: в Оук Лодже воду грели самым примитивным способом. Я наполнил водой три кастрюли и поставил на плиту. Гуивеннет завороженно глядела, как вспыхнуло голубое пламя.

– Р’ваммис, – сказал она тоном усталого циника.

Пока вода грелась, я пошел вслед за ней в гостиную, где она посмотрела на картины, потрогала ткань, обтягивающую стулья, и вдохнула запах воскового фрукта, вызвавшего у нее потрясенное восклицание. Засмеявшись, она бросила мне искусственное яблоко. Я схватил его, и она спросила, сделав вид, что жует:

– Клиосга муга? – И засмеялась.

– Обычно нет, – ответил я.

Ее глаза были такими блестящими, а улыбка – такой живой, озорной… прекрасной.

Почесывая болячки от пояса, она шла по дому, как если бы исследовала его, вошла в ванну и слегка вздрогнула. Я не удивился. Ванна раньше была уборной; ее немного переделали, выкрасили в неприятно желтый цвет, сейчас, впрочем, вылинявший; паутина в каждом углу; старые банки со стиральным порошком и грязные тряпки, сложенные под треснутым фаянсовым тазом. Каждый раз, глядя на это холодное неприветливое место, я поражался: в детстве я с удовольствием мылся здесь; да, с удовольствием, если не считать гигантских пауков, стремительно проносившихся по полу или с потрясающей частотой появлявшихся из отверстия для слива воды. Сама ванна, голубая, покрытая белой эмалью, с высокими кранами из нержавеющей стали, заинтересовала Гуивеннет больше всего. Она пробежала пальцами по холодной эмали и опять сказала то же слово: «Р’ваммис». И только тут я сообразил, что она имеет в виду