Лес Мифаго - [5]

— Он всегда говорил, что здесь живут вепри, — сказал я. — Как-то ночью я услышал непонятный рев, и он убеждал меня, что это огромный старый вепрь, который подошел к опушке в поисках подруги.

Кристиан повел меня обратно к навесу. — Возможно он был прав. Если вепри и смогли пережить средние века, то только здесь.

Как только я открыл сознание минувшему, потихоньку начали возвращаться воспоминания и образы детства — солнце обжигает поцарапанную репейником кожу; мы удим рыбу на пруду; ночевки в лесу, экспедиции… и вечное воспоминание о Сучковике.

Идя по тропе обратно, к Лоджу, мы обсуждали видение. Мне тогда было девять или десять лет. Мы шли к говорливому ручью, собираясь поудить, и завернули на пруд, решив проверить наши ловушки, которые поставили в тщетной надежде поймать одну из хищных рыб, живших в нем. Присев к воде (без Альфонса мы не осмеливались сесть в лодку), мы увидели движение среди деревьев, на другом берегу. Потрясающее видение на несколько мгновений приковало нас к месту и сильно напугало: там стоял человек в коричневой кожаной одежде, с широким блестящим поясом и остроконечной оранжевой бородой, достигавшей груди; из его головы торчали сучки, поддерживаемые кожаной лентой. Одно долгое мгновение он рассматривал нас, а потом опять скользнул в темноту. И мы не услышали ни как он подошел, ни как ушел.

Только добежав до дома мы успокоились. Со временем Кристиан решил, что над нами подшутил старый Альфонс. Но когда мы рассказали о видении отцу, он говорил с нами чуть ли не со злобой (хотя Кристиан считал, что он орал скорее от возбуждения, а не от того, что мы подошли близко к запрещенному пруду). Именно отец назвал видение «Сучковиком» и вскоре после нашего разговора исчез в лесу почти на две недели.

— Он тогда вернулся домой раненым, помнишь? — Мы уже подошли к воротам Оак Лоджа, и Кристиан как раз открывал их.

— Да, рана от стрелы. Цыганской стрелы. Бог мой, это был плохой день.

— Первый из многих.

Я заметил, что на стенах дома осталось не так много плюща; Лодж стал маленьким и серым, на темном кирпиче выделялись не занавешенные окна. Большой старый бук частично заслонял покрытую шифером крышу с тремя высокими каминными трубами. Неухоженные двор и сад, пустой курятник, полуразвалившийся и гниющий хлев. Кристиан действительно полностью забросил хозяйство. Но, переступив порог, я почувствовал себя так, как если бы никогда не уезжал. В доме пахло зачерствелой едой и хлоркой, и я почти увидел тонкую фигурку мамы, что-то делающей на огромном сосновом столе, стоявшем в кухне, и кошек, вытянувшихся вокруг ее ног на покрытом красной плиткой полу.

Кристиан опять занервничал, беспокойно поглядывая на меня. Наверно еще не знал, радоваться ему или злиться на меня за то, что я появился дома как чертик из табакерки. На мгновение я почувствовал себя чужаком, чуть ли не захватчиком. — Почему бы тебе не распаковать чемодан и не умыться? — сказал он. — Ты можешь поселиться в своей старой комнате. Сейчас там немного душно, но ее очень легко проверить. Потом спускайся и мы с тобой пообедаем. И до чая у нас будет все время мира, чтобы поболтать. — Он улыбнулся, и я решил, что это была слабая попытка пошутить. Но очень быстро его взгляд опять стал холодным и колючим. — Поскольку ты собираешься какое-то время пожить дома, ты должен узнать, что здесь происходит. Однако я не хочу, Стив, чтобы ты вмешивался в мои дела.

— Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь, Крис…

— Действительно? Посмотрим. Но я не собираюсь отрицать, что нервничаю, видя тебя здесь. Но, поскольку ты приехал… — Он умолк и на мгновение, казалось, смутился. — Мы поговорим об этом позже.

Два

Меня заинтриговали слова Кристиана, хотя и беспокоило его отношение ко мне. Тем не менее, на время умерив свое любопытство, весь следующий час я исследовал дом, от подвала до чердака, внутри и снаружи, везде, за исключением кабинета отца, вид которого пугал меня больше, чем странное поведение Кристиана. Ничего не изменилось, но везде было грязно и неприбрано. Кристиан время от времени нанимал уборщицу и кухарку, женщину из соседней деревни, которая готовила пирог и стейк; ему этого хватало на три дня. Он вполне мог бы хорошо питаться, но редко использовал свои купоны (* ration books. Они были введены в январе 40-го года и представляли из себя книжечки с купонами. В дальнейшем я буду их называть просто «карточками». Карточки выдавались на каждого члена семьи отдельно. Каждая семья прикреплялась к одному конкретному продуктовому магазину и карточки можно было отоварить в нём и только в нём. Вырванные из книжечки купоны не принимались, они должны были быть выстрижены из книжечки владельцем магазина в момент покупки.) Похоже он получал все необходимо, включая сахар и чай, из поместья Райхоуп; там всегда относились к нашей семье очень хорошо.

Моя старая комната была почти такой же, какой я ее помнил. Я распахнул окно и пару минут лежал на кровати, глядя на туманное небо позднего лета и волнующие под ветром ветви гигантского бука, который рос совсем близко от Лоджа. Несколько раз, еще мальчишкой, я вылезал из окна на дерево и тайком ночевал среди толстых ветвей; скорчившись, я лежал там, в одних трусах, дрожа под лунным светом и представляя себе ночных зверей, бегающих подо мной.