Лес - [4]

ФРАГМЕНТ 5

Подходя к поляне, он заметил, что черные и страшные очертания деревьев совсем скрыли от него происходящее. И даже о том, что перед ним поляна, он только догадывался по всплескам голубого сияния и звучанию инструментов. Звучали они превосходно, торжественно, и полные скрытой мощи органные аккорды наплывали на мелодию скрипок, нежно пели флейты, и только время от времени диссонансом ухал паровой молот. Уинки так и не смог до конца уяснить, чем же хорош этот Вискайю Фрумпельх, непревзойденный мастер игры на Хаимендском паровом молоте, хотя именно о нем шептали афиши, развешанные на каждом информационном дереве, и тщательно выписанные на боках неповоротливых сырвустверей.

ЭЛЕКТРИЧЕСКИХ СИМФОНИЙ

ЭМУУКСКИЙ ЛЕГАЛЬНЫЙ ОРКЕСТР АБНУЦЕАЛЛА

ИСПОЛНЯЕТ ТРЕТЬЮ СИМФОНИЮ ЛЯ МАЖОР

ТЕОФИЛИУСА СЮРТЬЕСКЕРА,

ПРИ УЧАСТИИ НЕПОВТОРИМОГО

ВИСКАЙЮ ФРУМПЕЛЬХА.

ВХОД ОБЯЗАТЕЛЕН.

Уинки не решился не выполнить это странное предупреждение по поводу входа и вот теперь, подходя близко к поляне, увидел, что кроме оркестра, там никого не было. И сам оркестр представляет собой настолько необычное зрелище, что Уинки сразу забыл о видимом отсутствии слушателей, предоставив глазам своим всласть вкусить прелесть созерцания. Оркестр, освещенный приятным голубым освещением, был погружен в пучину исполнения. Смычки скрипачей слаженно пилили воздух, время от времени касаясь их струн, что производило потрясающий звуковой эффект. Контрабасист, краснощекий толстяк, в декольтированном сзади розовом фраке, с такой энергией щипал струны своего огромного контрабаса, что казалось, готов выщипать их до основания. То, что инструмент его пытался время от времени превратиться в молодое деревце, о чем неоспоримо свидетельствовали зеленые листочки, прорезавшиеся на грифе, когда контрабас замолкал, видимо, его ничуть не смущало.

Перед каждым музыкантом возвышалось странное сооружение, похожее на бред умирающего паука-сюрреалиста. Вглядевшись, Уинки понял, что эти конструкции выполняют в основном роль подставки для нот, страницы которых переворачивали порхавшие в воздухе огромные яркие бабочки. Наверху у каждой такой подставки красовалась подзорная труба. Проследив, куда были направлены эти не совсем для симфонического оркестра приспособления, Винкль увидел главную фигуру вечера - на замшелом пеньке, чуть возвышаясь перед оркестром, находился маленький человечек, в котором по буйству движений можно было безошибочно угадать дирижера. Он метался по своему пню, размахивая руками, подпрыгивая и хватаясь за голову, он дирижировал всем, чем мог: руками, ногами, головой, и даже, казалось, фалдами сюртука. Уинки попытался глазами отыскать паровой молот, столь разрекламированный в афишах, но огромный ствол дерева заслонял от него как раз этот угол поляны. Подвинувшись вправо, он наступил на чью-то ногу.

- Простите, - рассеянно пробормотал он, пытаясь все-таки разглядеть через густую листву виртуоза-молотобойца.

- Что вы, что вы, - возбужденно прошептал этот кто-то из тьмы и без всякой паузы продолжал:

- А что вам нравится?

Винкль поморщился, ибо не всегда любил слушать и разговаривать одновременно, однако понимал, что молчанием не отделаться, и ответствовал:

- Да, это весьма круто.

Продолжая наблюдать за знаменитым паровым молотистом, который в это время пришел в экстаз, и, судя по всему, пытался засунуть голову между молотом и наковальней. Эта короткая реплика вызвала у невидимого собеседника целый шквал восторженного сопения и нечленораздельных комментариев, которые под конец сложились в более или менее приятные заявления о том, что Винкль очень крутой и неслабый мэн и у него, Винкля то бишь, очень крутой и неслабый вкус /музыкальный/, и что он торчит от одной из самых крутых и неслабых команд мира. Винкль поднял голову, чтобы посмотреть на разговорчивого почитателя эмуукского легального оркестра. Но в темноте разглядел только контуры собеседника, поэтому он пробормотал:

- Ну да.

И снова углубился в созерцание музыкантов. Тем временем, судя по всему, концерт подходил к концу, звуковая буря достигла своего апогея, рабочие конечности дирижера двигались с такой быстротой, что их не было видно. Несравненный Вискайю Фрумпельх корчился в судорогах у своего молота, из которого исходили звуки, похожие на предсмертный рев сумасшедшего слона. Наконец, дирижер подпрыгнул в последний раз, молот испустил струю красного пара и оркестр замолк. Свет стал относительно ярче, и, несмотря на отсутствие слушателей, раздались громкие аплодисменты. Дирижер раскланялся с невидимой публикой, спрыгнул с пенька, контрбасист вытер полой своего фрака пот со лба, погладил контрабас, который аж изогнулся от удовольствия, немедленно выпустил массу зеленых побегов и безо всякой помехи стал превращаться в дерево. Меж музыкантов забегали крохотные белые человечки, разнося прохладительные напитки. Концерт был окончен. Чья-то рука подергала Уинки за рукав. Обернувшись, он увидел своего разговорчивого соседа. Им оказался молодой человек лет 20 со всклоченной пышной шевелюрой, в майке, блистающей всеми цветами радуги, в немыслимо модных штанах, которые в силу своей ширины делали его похожим на пальму в кадке. На лице его написана восторженность, граничащая с идиотизмом.