Лермонтов: воспоминания, письма, дневники - [127]

[П. К. Мартьянов. Дела и люди века. Т. II, стр. 160]

[Пятигорск, 12 сентября 1840]

…С тех пор как я на Кавказе, я не получал ни от кого писем, даже из дому не имею известий. Может быть, они пропадают, потому что я не был нигде на месте, а шатался все время по горам с отрядом. У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось 6 часов сряду.[455] Нас было всего 2 000 пехоты, а их до шести тысяч; и все время дрались штыками![456] У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте, — кажется, хорошо! вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела еще пахло кровью.[457] Когда мы увидимся, я тебе расскажу подробности очень интересные, — только Бог знает, когда мы увидимся. Я теперь вылечился почти совсем и еду с вод опять в отряд в Чечню. Если ты будешь мне писать, то вот адрес: на Кавказскую линию, в действующей отряд генерал-лейтенанта Голофеева, на левый фланг. Я здесь проведу до конца ноября, а потом не знаю, куда отправлюсь — в Ставрополь, на Черное море или в Тифлис. Я вошел во вкус войны в уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениям этого банка, мало найдется удовольствий, которые бы не показались приторными. Только скучно то, что либо так жарко, что насилу ходишь, либо так холодно, что дрожь пробирает, либо есть нечего, либо денег нет, — именно что со мною теперь. Я прожил все, а из дому не присылают. Не знаю, почему от бабушки ни одного письма. Не знаю, где она: в деревне или в Петербурге. Напиши, пожалуйста, видел ли ты ее в Москве. Поцелуй за меня ручку у Варвары Александровны[458] и прощай. Будь здоров и счастлив.

Твой Лермонтов.

[Из письма Лермонтова к А. А. Лопухину.[459] Акад. изд., т. IV, стр. 338―339]

4 октября

Получено чрез лазутчиков известие, что партия, собранная Шамилем в Салт-Юрте, перешла в Шали и беспрестанно увеличивается прибытием со всех сторон чеченцев и даже горских народов, и что Шамиль, увлеченный их просьбою, намерен устремиться на отряд и во что бы то ни стало принудить его оставить Чечню. На основании этих сведений, назначив для прикрытия вагенбурга 1-й баталион Куринского егерского полка, я сам с остальными войсками, без всяких тяжестей, двинулся к Шали с тем, чтобы разбить возмутителя, или, если он уклонится от боя, то чтоб показать чеченцам невовможность вредить отряду и тем уничтожить в них всякую надежду найти себе в Шамиле защиту.

По выходе из леса, недалеко от укрепления находящегося, неприятель стал показываться со всех сторон и заводить перестрелку с нашею цепью, но по приближении отряда к деревне он начал к ней заметно стягиваться.

Подступив к деревне, я сделал для ее атаки следующее распоряжение: всей кавалерии, с двумя конными орудиями, под начальством полковника князя Голицына, еще при самом выходе из леса выдвинутой вправо на поля, я велел, соображаясь в движении своем с пехотою, обойти с правой стороны деревню. Против нее же с фронта я послал 3-й баталион Куринского егерского полка с двумя горными орудиями. Для поддержания, в случае надобности, как кавалерии, так и 3-го баталиона, назначен был Эриванский карабинерный баталион, который должен был подаваться за ними вправо от деревни. Главная атака должна была быть произведена с левой стороны; для того 2-й баталион, с остальными легкими орудиями, был подан более прочих вперед, с тем, чтоб, перейдя через речку Джалку, взять деревню во фланг и тем отрезать неприятелю отступление к лесу, подходящему к деревне с этой стороны. Резерв, составленный из Тифлисского егерского баталиона и 4-го Куринского с двумя горными орудиями, был также подан влево, как к важнейшему пункту атаки.

Первое время неприятель держался в деревне, несмотря на сильный огонь артиллерии, но заметив, что его обходят со всех сторон, стал перебираться к лесу. Увидев его, начальник артиллерии отряда полковник Чаплиц выдвинул батарею из 6-ти орудий, которая сильным картечным огнем стала поражать неприятеля и нанесла ему весьма значительную потерю. Неустрашимые же егеря Куринского полка, бывшие в цепи, огнем своим чрезвычайно много содействовали артиллерии. Между тем 2-й Куринский баталион вступил в деревню с левой стороны, тогда как 3-й, проходя чрез нее, зажигал за собою все сакли. Эриванский баталион, следуя вдоль деревни, отделил от себя с этою целью одну роту. Деревня Шали была занята без всякой для нас потери, и баталионы, прошедшие чрез нее, расположились на противоположной ее оконечности. Сильный ветер чрезвычайно способствовал распространению пожара, так что в скором времени вся деревня была в пламени, в глазах Шамиля и главнейших его сообщников, которые напрасно старались вывести своих из лесу: как только они из него показывались, то артиллерия метким своим огнем заставляла их обращаться назад с большою потерею. Здесь, как я узнал после дела, Джеват, ободряя своих, был сильно контужен, и под ним убита лошадь. Шамиль, явившийся также, чтобы вывести своих из лесу, был от выстрела осыпан землею и тотчас же отведен назад своими мюридами.

Истребив деревню и видя, что неприятель уклоняется от боя, отряд двинулся обратно к вагенбургу. Кавалерия, 3-й Куринский и Эриванский карабинерный баталионы, перейдя через Джалку, двинулись по левую сторону деревни Шали. Неприятель, усмотрев обратное движение отряда, стал перебираться из лесу в деревню с тем, чтобы потом из нее провожать выстрелами арьергард. Заметив это, Владикавказского казачьего полка юнкер Дорохов бросился на него с командою охотников и, поддержанный линейными казаками, под начальством состоящего по кавалерии ротмистра Мартынова, отрезал ему дорогу и, преследуя в деревне среди пламени, положил на месте несколько человек. По дороге к вагенбургу, в некотором расстоянии от деревни, мною был построен Тифлисский егерский баталион, находившийся в резерве, с тем, чтоб, пропустив мимо себя прочие войска, следовать в арьергарде. Когда прошла через него кавалерия и 3-й Куринский баталион и подошел Эриванский карабинерный (ныне 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка), то я его также остановил, чтобы он вместе с Тифлисским баталионом следовал в арьергарде, который и был мною поручен подполковнику Зорину. Как только арьергард вступил в лес, неприятель стал наседать на него со всех сторон, но здесь подполковник Зорин показал особенную распорядительность, употребляя для отражения неприятеля, смотря по обстоятельствам, или огонь артиллерии, или пехоту, или кавалерийские атаки казаками. Два раза неприятель бросался в шашки, но цепь мгновенно смыкалась и, поддержанная огнем из орудий, опрокидывала назад неприятеля с большою для него потерею.