Лерик - [7]

Говорил Полунин с неожиданными паузами. Держался прямо, голову отталкивал назад плавно, распоряжался своим телом так, как будто был очень тучен, хотя на самом деле был скорее худощав. Только верхние веки у него были толстые и косые; такие веки всегда придают глазам несколько презрительный, свысока брошенный взгляд - и это в нем смущало Месяца.

- Зачем это вы здесь такой дом?.. - застенчиво спросил Месяц.

- Где "здесь"?.. Почему "здесь"?.. Это - мой уездный город, я здесь предводитель, а не в Москве... Если бы в Москве, я бы в Москве строил.

- Ну да, в Москве, конечно, а здесь... едва ли это нужно... То есть я хотел сказать: такой именно дом, слишком дорогой, - окончательно смешался Марк Игнатьич и покраснел густо.

- Куль-турный человек, - строго начал Полунин, - где бы ему ни привелось жить (я не знаю, согласны ли вы с этим), должен жить красиво!.. Да-с!.. Это - мой взгляд. А кто его не разделяет, тот... пусть проводит в жизнь свои взгляды и пусть знает, что я ему... вопросов и замечаний делать не буду.

Месяц поспешно извинился, Полунин тут же его извинил.

За ширмами в спальне стояли две кровати, а над ними на потолке изображен был такой пейзаж: между скалистых лесистых берегов пенный поток, а вверху тонкий мостик.

- Вот, понимаете вы, какой тут замысел? - спросил притворно-весело Полунин. - Нет?.. Смотрите же... Две враждебные территории - вот и вот (он указал на кровати); поток времени их разделяет; однако... на всякий случай имеется все же мостик! Иногда он действует.

И тут же, взяв под руку, Полунин повел Месяца в другой угол обширной спальни и указал на другой пейзаж на потолке.

- Лебеди на пруду... ясно видите? Опять замысел. Вот два, скромно отдыхающие на зеленом берегу, старые, утомленные жизнью... Это - я и моя жена. А вот трое, лебедята - два недалеко от берега - Марочка и Лерик, вам известные, а третий отплыл вдаль - Кирилл. Адвокат, вы слышали? Мог бы карьеру сделать, у меня есть связи, однако... не захотел.

Показал все-таки комнату, которую он для него приготовил, показал и комнату Марочки, комнату Лерика. Пока все они были пусты и только краской пахли.

- А это - ванная... Хотел, чтобы сей Рафаэль курносый мне здесь на стене богиню изобразил, - отказался, боится, что у него нехорошо выйдет... А вот кухня... А вот кладовая... а вот...

И долго еще он водил его по дому и, как человек, для которого дорога каждая мелочь, раз она продумана им самим, показывал водопроводы, и краны рукомойников, и душ, и трубы отопления в стенах, в то время как в городишке кругом топили соломой, камышом и кизяками.

За обедом прислуживала чахлая, слабая, как былинка, но в очень громких башмаках горничная. Должно быть, Полунин привык уже однообразно жаловаться гостям на ее худобу, - пожаловался и Месяцу.

- Вот, даже и ущипнуть не за что: скелет музейный... А вам известную Лушу супруга ко мне не пускает, - боится.

Потом, точно спохватившись, Полунин строго заговорил о любви:

- Я скажу вам, что такое в сущности, в субстанции своей, любовь, хотите?

Конечно, Месяц хотел. Полунин сделал очень долгую паузу, в продолжение которой неподвижно и строго глядел в глаза Месяца своими треугольными глазами, и, наконец, сказал медленно:

- Любовь... это... добро! Вот! И тут все. Я пожилой уж человек, я пришел к этому путем опыта целой жизни, а вы получайте это как готовенькое, как итог, из ко-то-ро-го... Вы еще юноша, вы из итогов можете еще делать новые выводы и новые итоги, а я уж нет - пас. Любовь - это... добро!.. Ясно?.. Объяснения нужны?

Месяц еще не начинал любить - некогда было, и ему было все равно: добро так добро. Он согласился сразу.

После обеда Полунин читал ему свои стихи, в которых часто не соблюдал рифмы, и когда Месяц заметил это вслух, предводитель осерчал так, что сплошь покраснели треугольные щеки, а глаза стали круглые, и звонко захлопнул тетрадку.

Месяц сконфуженно извинился - Полунин извинил, но сказал все-таки, что поэзия - свободный порыв чувства и дар богов, а рифма - удел бухгалтеров и тупиц.

Говорили потом о городишке.

- Вы о нем так плохо не думайте, - строго глядел на Месяца Полунин, это город богатый. Не смотрите, что он грязен и прочее, здесь оч-чень много оч-чень богатых людей!.. Он в чумарке, каналья, ходит, и картуз у него неопрятный, - козырек надорван, тому подобное, - однако... у него тысяч триста в банке!.. Прасолы. Когда-то гурты гоняли... Любители, конечно, абсо-лютного dolce far niente...* Тут ведь думали провести линию лет пятнадцать тому назад, и вот сии богачи испугались, - железной дороги испугались, я не шучу: чтобы свистать да жуликов возить?.. Отклонили!.. Но когда проведут здесь новую линию и вокзал будет не как теперь за пятнадцать верст, а в самом городе (есть такой проект) - тогда вы посмотрите, что здесь будет!.. Дом я напрасно здесь строю? Очень хорошо-с!.. Об этом мне жена беспрестанно твердит, и даже... поссорились, но, однако... время покажет, что я был прав.

______________

* Сладостного безделья (итал.).

В окно видно было, как напротив, посреди грязи, прислонясь к плетню боками, два коротконогих мужика, охватив огромный круг черного подсолнуха, точили его понемногу, как воробьи; должно быть, тоже говорили о чем-нибудь скучном.