Леопард - [18]

— О вас, дон Калоджеро, Криспи говорил мне много хорошего.

После чего он подал руку кузине Кончетте и удалился, оставив всех в неописуемом восторге.

Коляска со слугами, детьми и Бендико проследовала прямо к замку, что до остальных путников, то они, согласно исконному обычаю, должны были прослушать «Te deum» в соборе, перед тем как переступить порог дома. Собор был в двух шагах, и все направились к нему; вновь прибывшие выглядели внушительно, хотя и были покрыты пылью с головы до пят, представителя местных властей сверкали чистотой, но вид у них был приниженный.

Шествие возглавлял дон Чиччьо Джинестра, который, пользуясь привилегией своего мундира, расталкивал толпу, освобождая проход; за ним шествовал князь под руку с княгиней — теперь он походил на сытого, прирученного льва; потом следовал Танкреди, ведя под руку Кончетту, глубоко взволнованную мыслью, что идет в церковь рядом с кузеном, и ежеминутно готовую расплакаться от умиления; в этом душевном состоянии ей вряд ли становилось легче оттого, что заботливый юноша сильно прижимал к себе ее руку с единственной, впрочем, целью помочь ей избежать рытвин и не дать поскользнуться на отбросах, которыми был усеян путь.

За этой парой в беспорядке двигались все остальные. Органист поспешно удалился, дабы успеть отвести домой суку Терезину и очутиться на своем посту в минуту входа в собор.

Колокола не переставали неистово звонить, а надписи на домах: «Да здравствует Гарибальди!», «Да здравствует король Виктор!», «Смерть королю Бурбону!», сделанные два месяца назад неопытной кистью, поблекли и, казалось, хотели скрыться внутри стен.

Когда подымались по лестнице, раздался салют из мортиры; а при появлении кортежа в церкви дон Чиччьо Тумео, который запыхался от бега, но прибыл вовремя, со всей силы грянул «Люби меня, Альфред…»

Храм предков наполнили любопытные, которые теснились среди приземистых колонн из красного мрамора; семейство Салина уселось на хорах, и на протяжении краткой службы дон Фабрицио показывал себя толпе во всем своем великолепии; княгиня чуть не упала в обморок от жары и усталости, а Танкреди удалось не-несколько раз коснуться золотистой головки Кончетты — он якобы отгонял мух. Словом, все было в порядке; после краткого, но поучительного слова монсеньера Троттолино все склонились перед алтарем и затем направились к выходу, за которым их ждала залитая беспощадным солнцем площадь.

На нижней ступеньке лестницы представители властей распрощались, и княгиня, которая еще во время службы шепотом отдавала хозяйственные распоряжения, пригласила к обеду мэра, монсеньера Троттолино и нотариуса. Священник был холост в силу своей профессии, нотариус остался холостяком по призванию, и, значит, вопрос о приглашении супруг отпадал сам собой, мэру же довольно прохладно дали понять, что приглашение распространяется и на его жену, красавицу-крестьянку, которую, однако, сам супруг считал по многим соображениям совершенно непрезентабельной; вот почему никого не удивило, когда он сослался на ее нездоровье; но при этом он добавил, к вящему изумлению всех:

— Если ваши превосходительства разрешат, то я приведу свою дочь Анджелику. Вот уже с месяц, как она только и говорит о том, какое счастье для нее будет, когда вы ее увидите уже совсем взрослой.

Согласие, конечно, было дано, а князь, увидев, что Тумео выглядывает из-за чьей-то спины, громко сказал:

— И разумеется, вы, дон Чиччьо; приходите с Терезиной.

Обращаясь ко всем остальным, князь добавил:

— А после обеда, часам к девяти, будем счастливы видеть всех друзей.

В Доннафугате еще долго обсуждали эти его последние слова.

Князь нашел, что Доннафугата совершенно не изменилась, но Доннафугата нашла князя сильно изменившимся — ведь прежде он никогда не употреблял столь сердечных выражений, — с этой-то минуты начался невидимый упадок его престижа.

Замок Салина находился рядом с собором. Узкий фасад с семью окнами, выходившими на площадь, не давал представления о его настоящих размерах, ибо замок простирался еще на двести метров вглубь; благодаря трем обширным дворикам, переходившим затем в большой сад, замок объединил в одно гармоническое целое постройки самых различных стилей. У главного входа в замок, на площади, путешественникам пришлось снова услышать поздравления с приездом и приветствия. Дон Онофрио Ротоло, местный управляющий, не принимал участия в официальной встрече при въезде в деревню. Воспитанный в строжайшей школе графини Каролины, он считал, что «черни» словно не существует, а князь как бы находится за границей до той минуты, пока не переступит порог собственного замка. Вот отчего он ждал их здесь, в двух шагах от входа, маленький, старенький человечек с бородкой, рядом с которым стояла его еще молодая и рослая жена. За спиной управляющего выстроились слуги и восемь полевых стражников с вышитым на шапках золотым леопардом. У каждого в руках было ружье — далеко не всегда безобидное.

— Счастлив приветствовать ваши превосходительства в вашем доме. Передаю вам замок в том виде, в каком он был оставлен.

Дон Онофрио Ротоло был одним из немногих людей, пользовавшихся уважением князя, и, пожалуй, единственным, кто ни разу его не обокрал. Честность его граничила с безумием и о нем рассказывали весьма любопытные истории; так, например, вспоминали о рюмке с ликером, которую княгиня оставила недопитой в минуту отъезда и обнаружила ее год спустя на том же месте, причем содержимое рюмки уже испарилось и на дне образовался сахаристый осадок, но к ней никто не притронулся: ведь и это мельчайшая частица княжеского достояния, и она не должна быть утрачена.