Леопард на солнце - [45]

В настоящее время Мендес едет на заднем сиденье, а его тошнота усиливается с каждым поворотом машины, – Тин петляет по городу, стремясь удостовериться, что их не преследуют. Парень внезапно тормозит, резко крутит руль, и в этот момент адвокат успевает сообразить, что они едут по проспекту против движения, уворачиваясь от транспорта. Решив было встать и приоткрыть глаза, Мендес замечает, по наклейке на стекле, что машина взята напрокат. Это его слегка успокаивает: по крайней мере, меньше вероятность, что их настигнут Барраганы, которые рвутся в дом Монсальве, как смертельно голодные псы.

После получаса петлянья по улицам, Тин останавливает автомобиль и велит адвокату выходить. «Но не открывайте глаза, пока я вам не скажу», – предупреждает он его.

Адвокат Мендес идет, незрячий, со склоненной головой, ведомый за руку Тином Пуйуа. Он проходит по коридору, пахнет чистотой и новизной отделки. Быстрый бесшумный лифт поднимает его на несколько этажей, он чувствует, как чьи-то руки ощупывают его с головы до ног, слышит, что кто-то открывает дверь, и тогда он оказывается в помещении, устланном коврами, ощущает искусственный холодок кондиционированного воздуха, садится в удобное кресло и, наконец, получает приказ открыть глаза. Адвокат повинуется, но он так долго и усердно держал их зажмуренными, что видит только световые точки на черном фоне.

Мало-помалу зрение возвращается к нему и он различает сидящего напротив, в таком же кресле, Мани Мосальве, только что из ванной, с падающими с волос каплями, завернутого в банный халат. В распахе халата виднеется рукоять револьвера – он держит его под мышкой, на голом теле. В руке у него бутылка холодной «Кола Роман», он предлагает адвокату другую. Голос Мани звучит не как обычно: более тускло. Немногие слова, которые он произносит, падают ударами молота. Адвокат соглашается выпить газировки и осматривается вокруг, пока Мани встает за бутылкой. «Мы в номере перворазрядного отеля, и нас оставили здесь наедине», – мысленно говорит он себе, стараясь освоиться.

В других ситуациях общение Мендеса и Мани бывало легким. Дружеским, лишенным напряжения и выжидательного молчания. Сегодня все иначе. Мани не спешит продолжить беседу, и адвокат Мендес молчит. Он предпочитает выждать. Секунды капают одна за одной, тяжкие и медлительные, цепляясь за стрелки часов.

Погрузившись в кресло, Мани нарочито растягивает молчание, пока оно не становится невыносимым, он не выказывает и тени желания сломать лед, словно испытывая выдержку адвоката. Тот понимает все это и старается не утратить спокойствия: глубоко дышит и пьет маленькими глотками. Мани тоже пьет «Кола Роман». Наконец адвокат заговаривает первым.

– Скажи мне, в чем дело, – говорит он. – Ты велел доставить меня сюда.

– Дело в Алине Жерико, – отвечает Мани, и у адвоката екает сердце – его подозрение подтверждается. «Да, дело щекотливое, – думает он. – Одно неосторожное слово, и ты покойник».

– Алина Жерико в порядке, – отваживается он сказать, заставляя свой голос звучать почти естественно.

– Может, она и в порядке, но она не со мной. Она покинула мой дом в день смерти Нарсисо Баррагана. И вместе с моим еще не рожденным ребенком. Она сняла квартиру и переехала в нее. Известно ли вам, доктор, кто помог ей снять эту квартиру?

– Да, мне это известно, да и тебе тоже, ты ведь приказал своим людям не спускать с нее глаз день и ночь. Я помог ей найти квартиру. И еще купить мебель, и шторы, и все, что нужно на кухне… Я сделал это, потому что она просила меня об этой любезности. Потому что она мне сказала, что ее желание – жить подальше от тебя, чтобы защитить своего ребенка.

– Неделю назад Алина дала обед в снятой квартире. Известно ли вам, доктор, кто на нем присутствовал?

– Ее сестры с мужьями, и я. Подавали жаркое из цыплят, картофельное пюре, зеленый салат и пиво. Я сказал что-нибудь новое для тебя?

– Три дня назад вы, доктор, летали самолетом из Порта в столицу. На вас был шерстяной деловой костюм…

– Да. А несколько раньше, утром, я был в хлопковом костюме. Я переоделся в доме Алины. Я должен был помочь ей подписать контракт об аренде, а после этого у меня не было времени вернуться к себе в отель перед поездкой… Нет, Мани, я не любовник твоей жены. Не строй иллюзий: она оставила тебя не ради меня. Будь оно так, тебе достаточно было бы убрать меня с дороги… Дело гораздо серьезней, и тебе это известно. Солнце-то пальцем не закроешь.

Вновь молчание расползается по комнате, холодное, как изморозь на бутылках с красной газировкой.

Адвокату Мендесу всегда было нелегко справляться с темпераментом Барраганов и Монсальве, особенно, когда они в раздражении. И одержимы ревностью, как Мани в настоящее время.

«Пожалуй, больше я не увижу дневного света», – думает Мендес и пытается посмотреть в окно. Но ему мешают задернутые гардины. Он останавливает взгляд на большой картине в голубых и бледно зеленых тонах, – ковер и обивка мебели в номере тех же цветов. На картине он видит парусник, чересчур статичный, несмотря на волны, и думает, что она плохо написана. Он следит за взглядом Мани Монсальве – глаза Мани неподвижно устремлены в одну точку на ковре, словно он ждет, что шерстинки ковра подрастут. Адвокат видит, как по груди Мани все еще катятся капли воды, он задерживает взгляд на выглядывающей из халата деревянной рукоятке. Мендес думает: «Пожалуй, он сейчас выхватит это оружие, и мне конец». Его не удивляет эта мысль. Его удивляет, что этого до сих пор не произошло.