Леопард из Рудрапраяга - [6]

Когда я спросил старого гуртовщика, может ли он мне продать одну козу, он захотел узнать, для чего она мне нужна. Когда я сказал, что хочу привязать козу как приманку для людоеда, гуртовщик вход в ограду закрыл, взял у меня одну сигарету и сел спиной к дороге на небольшом скалистом выступе.

Некоторое время мы молча курили; вопрос мой все еще оставался без ответа. Потом он начал говорить: «Без сомнения, саиб, вы именно тот человек, о котором я слышал по пути из моей деревни около Бадринатха. Меня весьма опечаливает, что вы проделали этот очень длинный путь от своего дома совершенно напрасно. Злой дух — виновник всех человеческих смертей в этом районе, а не животное, как вы думаете. Он не может быть убит пулей, или дробью, или какими-либо другими способами, которые пробовали вы или кто угодно до вас. В доказательство того, что я говорю правду, расскажу вам, пока выкурю вторую сигарету, один случай.

Эта история поведана мне отцом, а как известно каждому, никто не мог сказать о нем, чтобы он лгал.

Мой отец был тогда молодым человеком, а я еще не родился, когда злой дух, подобный тому, что теперь тревожит эту землю, появился в нашей деревне, и все говорили: это леопард. Мужчины, женщины и дети то и дело погибали в своих домах, и люди делали все возможное, как и сейчас, чтобы убить хищника. Расставлялись ловушки, и лучшие охотники с деревьев стреляли пулями по леопарду. Но когда все эти попытки убить его оказались тщетными, великий ужас охватил народ, и никто не осмеливался покинуть убежище или дом между закатом и восходом солнца.

Тогда староста деревни, где жил отец, и старосты окрестных деревень созвали всех людей на панчаят — местный сельский суд, — и, когда все явились, судьи обратились к присутствующим с просьбой придумать какие-нибудь новые средства, чтобы избавиться от леопарда-людоеда. Тогда один старик, только что пришедший с места, где сжигали умерших, чей внук предыдущей ночью был убит, поднялся и сказал, что вовсе не леопард вошел к нему в комнату и убил спящего рядом с ним внука, но один из членов их деревенской общины, который, как только почувствует голод и жажду до человечьего мяса и крови, принимает обличье леопарда; вот почему его нельзя убить обычными испробованными способами и это было уже достаточно хорошо доказано. Его можно уничтожить только огнем. Он подозревает одного толстого садху,[10] который живет в лачуге около разрушенного храма.

Когда он кончил говорить, поднялся большой шум. Некоторые кричали, что горе от потери внука свело старика с ума, в то время как другие уверяли, что он прав, и вспоминали, что садху пришел в деревню примерно в то время, когда начались убийства. Они вспоминали дальше, что на следующий после убийства день садху все время спал, раскинувшись на своей лежанке прямо под солнцем.

Когда был восстановлен порядок, дело долго обсуждалось, и панчаят в конце концов решил никаких немедленных шагов не предпринимать, но в дальнейшем за всеми поступками садху установить постоянное наблюдение.

Собравшиеся люди разделились на три группы — первая группа должна была начать наблюдения примерно с той ночи, когда ожидалось следующее убийство, а они происходили через более или менее определенные промежутки времени.

В течение многих ночей первая и вторая группы были на страже, но садху не покидал своей лачуги.

Мой отец был в третьей группе. Когда настала ночь, он тихо встал на свой пост. Вскоре после этого дверь лачуги открылась, появился садху и исчез в темноте ночи. Несколькими часами позже раздался стон агонии; он пронесся в ночном воздухе сверху, оттуда, где высоко на горе ютилась хибарка угольщика; вслед за этим опять наступила тишина.

Ни один человек из группы отца не сомкнул глаз этой ночью, и, когда на востоке занялась еще серая заря, они увидели садху, спешившего домой; с его пальцев и изо рта капала кровь.

Когда садху вошел в свою лачугу и закрыл дверь, все сторожившие подошли и, пропустив цепь, свисавшую с нее, через скобу на косяке, накрепко замкнули эту дверь снаружи. Потом каждый отправился к своему стогу и вернулся с большой охапкой соломы. Когда поднялось солнце в это утро, там, где была лачуга садху, ничего не осталось, кроме тлеющей золы. С этого дня убийства прекратились.

До сих пор подозрение не пало ни на одного из многих садху, живущих в этих местах, но, когда это случится, тот же метод будет применен и здесь, а пока сей день не придет — народу Гарвала придется страдать.

Вы меня спрашивали, продам ли я вам козу. Я не продам вам ее, саиб, так как у меня нет лишней. Но если вы после того, как выслушали мой рассказ, все-таки хотите привязать животное для того, кого вы считаете леопардом-людоедом, я могу одолжить вам одну из своих овец. Если она будет убита, вы мне уплатите ее цену, если нет — никаких денежных расчетов между нами не должно быть. Этот день и ночь я останусь здесь, а завтра с восходом Бхутиа[11] я должен быть уже в пути».

В этот вечер, в час заката солнца, я снова пришел к колючей ограде, и мой друг гуртовщик радушно дал мне возможность выбрать из своего стада жирную овцу, которая мне показалась достаточно тяжелой, чтобы леопарду хватило еды на две ночи. Эту овцу я привязал в кустарниковых джунглях рядом с той тропой, по которой каких-нибудь двенадцать часов назад прошел леопард.