Леонид Гайдай - [92]

Тут кстати пришлась легкая бытовая ссора с мужем. Однажды супруги завтракали на кухне вареными яйцами. В тарелке осталось два яйца: одно — целое, второе — с треснувшей скорлупой. Леонид протянул руку и взял себе целое.

— Если ты первый берешь, значит, должен был взять то, что похуже, — раздраженно заметила ему Нина.

— Да? — слегка удивился Леонид. — А как бы ты сделала?

— Я бы, конечно, взяла разбитое!

— Ну вот и бери, — парировал Гайдай.

Тогда Гребешкова схватила лопнувшее яйцо и со злостью швырнула его в стену.

Гайдай недоумевал: такое было впервые. Жена устраивает ему сцену, догадался режиссер и, ни слова не говоря, вышел из-за стола. Идти на конфликт он, по своему обыкновению, отказывался.

А Нина, покоробленная таким отношением, впервые в жизни решила демонстративно потратить серьезную сумму лично на себя. В ее тумбочке лежали 400 рублей, которые вскоре надо было вносить за кооператив. Уязвленная женщина, не задумываясь, взяла эти деньги и отправилась в ювелирный магазин, где купила бриллиантовые серьги и кольцо. «Месть» свершилась.

Но к тому времени, как Нина вернулась домой, у нее уже исчез весь запал. «Зачем я это сделала? На что мне эти побрякушки?» — досадовала она на себя.

К мужу Нина обратилась не торжествуя, как планировалось, а чуть ли не с повинной.

— Я все деньги потратила, — понуро сказала она.

Леонид и глазом не моргнул:

— Ну и ладно.

— Да ты только посмотри, на что! — сокрушенно продолжала Нина.

Но Гайдай искренне восхитился бриллиантовыми безделушками и даже похвалил жену:

— Как красиво! Молодец, что купила, Нинок.

Инцидент был исчерпан, настало полное супружеское примирение, и семейная жизнь вошла в привычное русло.

Идея фильма «Бриллиантовая рука» была, однако, подсказана совсем другими событиями. Инициатива написать именно такой сценарий вновь исходила от Костюковского и Слободского. Гайдай же после «Кавказской пленницы» рассчитывал заняться совсем иным — его вновь потянуло к литературной классике.

Об этом периоде колебаний упоминается, в частности, в книге Ивана Фролова:

«Во время одного из посещений Гайдая он сказал мне:

— Вот над чем хочу работать…

И положил передо мной роман И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев».

— Ты же говорил, что над Булгаковым…

Он ответил, что хотел было поставить «Бег», но дело не заладилось. Потом сообщил, что сейчас работает с Я. Костюковским и М. Слободским над комедийным сценарием «Контрабандисты» Но сначала хотел бы поставить «Двенадцать стульев» и вот по этому вопросу собирался идти к тогдашнему председателю Госкино СССР Романову.

— Почему сразу к Романову? — удивился я.

Гайдай стал объяснять, что студийное руководство решить этого вопроса не может. Он уже говорил с главным редактором и директором студии. Никто не произносит сакраментального «нет», но слова «да» тоже ни у кого не вытянешь. Каждый ссылается на вышестоящего начальника. Вот и приходится идти к самому председателю Госкино.

Такая централизация власти в то время была характерна не только для производственной сферы, но и для всех сторон общественной жизни, где ответственные решения принимались в самых высоких инстанциях.

Что касается кинопроизводства, то студиям здесь, думается, предоставлялась всё-таки большая свобода, чем промышленным предприятиям, но вся их деятельность также тщательно контролировалась, поправлялась и утверждалась главками и председателем Госкино.

Во время разговора выяснилось, что Гайдай уже звонил в секретариат Госкино и что на завтра уже назначен его прием к Романову.

Этот разговор состоялся вскоре после выхода на экраны фильма Михаила Швейцера «Золотой теленок». Я подумал, что сие обстоятельство значительно осложняло работу.

На другой вечер я позвонил Гайдаю и спросил о результатах его похода к Романову.

Он ответил, что пока ничего не решилось. Романов сказал, что надо подождать, как пройдет по экранам «Золотой теленок». А потом можно будет вернуться к вопросу о «Двенадцати стульях».

— Но пока можно было бы работать над сценарием, — предположил я.

— Я буду помаленьку работать. Но сначала поставлю «Контрабандистов»^{123}.

Всё началось с того, что Яков Костюковский прочитал в журнале «За рубежом» небольшую заметку о европейских контрабандистах, которые использовали фальшивые переломы для перевозки в гипсе драгоценностей и наркотиков.

Идею придумать сюжет кинокомедии о контрабандистах поддержал Гайдай, и в марте 1967 года (то есть еще до премьеры «Кавказской пленницы») Костюковский и Слободской подали соответствующую сценарную заявку на «Мосфильм».

Начиналась заявка традиционно: «На этот раз мы совместно с режиссером Гайдаем решили временно отказаться как от нашего героя Шурика, так и от популярной троицы. Юрий Никулин будет играть уже не Балбеса, а центральную комедийную роль. Это будет скромный служащий отнюдь не героического вида и нрава, волею обстоятельств попавший в самую гущу опасных приключений».

Но дальше шло нечто удивительное — обоснование сюжета будущей комедии, согласно которому драгоценности ввозятся из-за границы в СССР, а вовсе не наоборот:

«В последние годы советский рубль окреп, завоевал солидные позиции на международной валютной арене. Мы все, естественно, гордимся этим. Но, с другой стороны, это обстоятельство вызвало нездоровый интерес к нашей стране профессиональных контрабандистов. Пользуясь развитием наших международных связей и туризма, контрабандисты стараются забросить в СССР золото и бриллианты, сбыть их и вывезти за границу советские деньги. О таких фактах всё чаще и чаще пишет наша печать.