Леонид Гайдай - [59]
Так в рассказе О. Генри. У Гайдая же Уильямс собственной персоной появляется в кабинете Додсона, и тот сообщает свое решение, глядя ему прямо в глаза. От неожиданности такого ответа Уильямс раздавливает в пальцах сигару, которую только что любезно предложил ему Додсон. У режиссера концовка получилась даже ярче, чем у автора рассказа; идеальная рифма: выстрел Акулы-ковбоя и вердикт Акулы-маклера раздаются почти в унисон, ситуации воспринимаются как полностью идентичные. Последний штрих режиссера даже создает впечатление, что Уильямс, как и Боб Тидбол, тоже оказался убит в буквальном смысле. Во всяком случае, после того, как Уильямс выходит за дверь, а Додсон снова произносит: «Боливар не выдержит двоих», слышится оглушительный выстрел. Возможно, Уильямс застрелился; возможно также, что это просто кинематографическая метафора.
После затемнения экрана начинается вторая новелла — «Родственные души»: появляется безымянный вор и бродяга в исполнении Юрия Никулина. В отличие от первой новеллы, в которой не было ни одного повода для улыбки, здесь забавности возникают с самого начала.
Рассказ О. Генри начинается с долгих рассуждений о трех разновидностях воров, а потом его герой забирается в дом и сразу же будит хозяина. У Гайдая не так: персонаж Никулина некоторое время дефилирует по ночным городским улицам, замечает особняк, перелезает через высокую решетку, пригибается, завидев полицейского, и только потом проникает в дом, воспользовавшись окном первого этажа. Он тотчас же поскальзывается на паркете, нелепо балансирует и едва удерживается от падения. Фактически начальная треть этой новеллы представляет собой отменную пятиминутную пантомиму в исполнении опытного клоуна Юрия Никулина. Прежде чем попасть в комнату к хозяину, никулинский герой успевает по ошибке распахнуть дверь в туалет, проверить шкаф, оказавшийся пустым, слегка испугаться своего отражения в зеркале и проводить взглядом невозмутимо просеменившую у его ног черную кошку. Затем он поднимается по лестнице, задерживает взор на картине с обнаженной натурой и только потом входит в комнату, где почивает хозяин в халате и ночном колпаке, которого играет Ростислав Плятт. Следует типичный для О. Генри диалог:
— Руки вверх! А ну-ка, вторую! Может, вы двусмысленный и стреляете левой.
— Не могу поднять эту! — с болезненной гримасой отвечает хозяин.
— А что с ней такое?
— Ревматизм в плече.
— Острый?
— Был острый. Теперь хронический.
— Вам, знаете ли, повезло — ведь мы с ревматизмом старинные приятели. И тоже в левой. Всякий другой на моем месте продырявил бы вас насквозь, когда вы не подняли свою левую клешню.
Дальнейший диалог Гайдай перенес из рассказа практически в дословном виде. Звучат невообразимые названия лекарств вроде «экстракта Финкельхема», «галаадского бальзама» и «поттовского болеутоляющего пульверизатора», а также шикарная фраза вора: «Если всех гремучих змей, которых я обезжирил, вытянуть цепочкой, так она восемь раз достанет от Земли до Сатурна».
Но Гайдай разбавляет диалог чисто кинематографическими гэгами. Так, когда Никулин хочет достать свою записную книжку, где записано сложное название лекарства, он машинально передает свой пистолет Плятту. Никулин с трудом прочитывает: «Бликерстафовский кровеочиститель», а Плятт в ответ на вопрос, знакомо ли ему такое средство, задумчиво поглаживает дуло пистолета и водит им по подбородку, словно карандашом. «Нет, не приходилось», — изрекает, наконец, обыватель, и вор спокойно берет из его руки свое оружие.
На почве ревматизма несостоявшиеся грабитель и жертва быстро сдружатся и отправятся выпить. В сцену их исхода из дома Гайдай вводит еще один напрашивающийся гэг, которого не было у О. Генри: Никулин пытается выйти из дома тем же путем, каким проник в него, и распахивает окно; Плятт уже перекидывает в окно одну ногу, но тут соображает, что есть же дверь, и указывает на нее своему новому другу тростью. Всё разыгрывается без слов, под мажорную музыку Фиртича.
Юрию Никулину на этих съемках запомнился другой момент, о котором он рассказал в мемуарах:
«В новелле «Родственные души» мне предложили роль жулика. На роль владельца особняка утвердили Ростислава Плятта. Натурные съемки проходили в Москве. Центральный дом литераторов сошел за особняк богатого человека.
Помню, нам не давался один эпизод. Грабитель и жертва, окончательно «сроднившись», сидят на кровати хозяина дома и вспоминают смешной анекдот. Они должны заразительно смеяться. Но этого заразительного смеха у нас не получалось. Для меня вообще самое трудное — смеяться во время съемки. После бесплодных попыток вызвать у нас смех Гайдай рассердился и приказал осветителям выключить свет в павильоне, оставив только дежурную лампу.
— Если вы через пять минут не начнете смеяться, я отменю съемку, а расходы потребую отнести на ваш счет, — сказал сурово Гайдай.
После такого заявления мы были не способны даже на улыбку.
— Слушай, — предложил Плятт, — давай рассказывать друг другу анекдоты. Начнем смеяться по-настоящему — и тут-то нас и снимут.
Включили свет. Приготовили камеру. Стали друг другу рассказывать анекдоты — опять не смеемся. Стоит мне начать анекдот, как Плятт договаривает его конец. Мы перебрали десяток анекдотов и ни разу не улыбнулись.
1968 год. На киностудии «Мосфильм» начинающий режиссер Аркадий Дикобразов снимает свой первый художественный фильм. По просьбе коллеги он приглашает на главную роль его жену, начинающую актрису Варвару. Женщина удивительной красоты и таланта, она вскоре становится возлюбленной Аркадия. Но случается непоправимое — при загадочных обстоятельствах Варвара погибает. Аркадий на грани срыва. Он уже готов отказаться от съемок фильма. Но вдруг в числе претенденток на роль, которую не доиграла Варвара, он встречает девушку, как две капли похожую на нее…
Выдающийся режиссер Георгий Данелия оставил после себя ряд немеркнущих шедевров киноискусства, по сей день любимых миллионами зрителей. Безгранично талантливый, в творчестве он был перфекционистом, создавал свои картины долго и тщательно, добиваясь безупречного результата. Среди не только отечественных, но и в ряду признанных картин мирового уровня трудно найти столь же совершенные во всех отношениях произведения. Не менее интересна и жизнь Данелии — записного остроумца, озорного гуляки и человека, пламенно преданного своей работе, без которой просто не мог существовать.
Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.