Лента Мебиуса - [9]

А почему их должно хватать? Как же их будет хватать, если каждую неделю за паршивыми заграничными цирюльниками снаряжаются чуть ли не целые воздушные эскадрильи?! И «Боинги», подобно рейсовым автобусам, шныряют туда-сюда лишь для того, чтобы какой-то шаркун из предместья Парижа за бешеные деньги выскабливал королеве башку!

Денег не хватает, времени не хватает, ничего не хватает! И если бы только это! Надоедает визитами председатель правительства Генрих Берковский. Принесет кипу бумаг на подпись и сидит как пень… В угол тупо уставится и неподвижно сидит, в носу ковыряет. И не выгонишь его.

Повадился приводить с собой Макса, родного брата, спикера Парламента. Тоже, естественно, Берковского.

А что, спрашивается, в этом естественного, если два корыстолюбивых, лукавых и беспринципных брата руководят делами государства?

Макс тоже сидит, на брата смотрит. Непонятно, что можно почерпнуть поучительного, продолжительное время созерцая лик индивидуума, который до основания засаживает указательный палец в свой собственный нос и при этом молчит?..

И сидят так, остолопы, часами, будто приколоченные… Иногда глубокомысленно посмотрят в сторону короля, утробно вздохнут и заводят бодягу о неполадках с финансами.

А у самих, король это чувствует, рыльца в пушку, наворовали, пройдохи, а теперь ноют, что в аппарате кабинета министров засели взяточники… Мерзавцы! А заменить их нельзя, Асперония-то хоть и монархия, но – конституционная, и должности у братьев выборные… Единственное, что может сделать король, это казнить обоих ублюдков.

Кстати, эту перспективную мысль надо бы хорошенько обмозговать во время ночных бдений…

В управлении государством надо многое менять, ноют братья…

Беда с кадрами…

И назрели реформы… Реформировать надо абсолютно всё: от народного образования до армии… И поэтому нужны деньги, деньги, деньги…

И кому из его полоумных предшественников, думает король, пришла в голову нелепая идея ограничивать монархическую власть в Асперонии конституцией?..

– Безобразие! Уволю начальника над уборщицами… – слышит монарх ненатуральный голос гофмаршала. Король поворачивается и с минуту непонимающе смотрит на придворного.

– Уволю начальника над уборщицами… – машинально повторяет король. Гнев опять вскипает в нем. И он решает дать ему выход. Иногда это полезно для нормализации кровяного давления. – Не уволить его надо, а изжарить на костре! – кричит он. – Лошадь, понимаешь, разгуливает по дворцу… Так и любой, значит, может… разгуливать. Ворвется сюда, начнет разгуливать, а когда подопрет, то снимет штаны и прилюдно навалит кучу в королевском дворце! Сначала здесь, в коридоре, а когда войдет во вкус, то и в моей спальне! В спальне помазанника божьего! Ты этого хочешь, мой милый Шауниц? – король постарался вложить в свои слова как можно больше яду. Ему в голову ударило всё: и бессонная ночь, и принцесса Агния с своими убогими любовниками, и не вовремя вернувшийся муж полногрудой Лизхен, и скверно идущие государственные дела, и продувные бестии Берковские, и это куча лошадиного дерьма…

Король бросает на гофмаршала свирепый взгляд.

– Шестнадцать заместителей… – говорит он, с трудом сдерживая себя. – Скажи, Шауниц, зачем тебе столько заместителей, если они с одной единственной лошадью стравиться не могут? А если бы их был бы здесь целый табун?! Что, тогда ты бы себе взял тысячу заместителей?! Ты мне объясни, с какой это стати у гофмаршала столько замов? Ты что, председатель кабинета министров? Ты ведь по должности кто – гофмаршал? Ты хоть знаешь, кто такой гофмаршал? Может, ты думаешь, что гофмаршал – это высокий армейский чин, равный, по меньшей мере, фельдмаршалу? Или тебе этого мало, и ты считаешь себя настолько важной персоной, что против тебя король и королева просто букашки? Если это так, то ты глубоко заблуждаешься.

Гофмаршал – это только звучит громко и красиво, а в действительности – это нечто среднее между консьержем и сантехником… Чтоб ты знал, гофмаршал – это вроде… вроде ключника и эконома в одном лице. Ты должен за чистотой следить, краны подкручивать, чтобы не текли, засоры прочищать, электропроводку ремонтировать, менять перегоревшие лампочки…

Король говорит долго и нудно. Его глухой голос вбивается в уши гофмаршала, как тупой, ржавый гвоздь.

Припомню же я тебе засоры и лампочки, думает Шауниц, служишь этому рамолику верой и правдой, не ведая покоя, а он, старый хрыч, в ключники вздумал его определить. Королю следовало бы знать, что такие гофмаршалы, как Шауниц, на дороге не валяются…

От обиды и злости Шауниц совершенно посерел лицом. Вид у него настолько убитый, что король едва не впадает в ошибку, полагая, что гофмаршал испытывает раскаяние.

Но король не вчера родился, и поэтому, преодолев секундное замешательство, он, сознавая, что слегка самодурствует, продолжает мучить придворного придирками. Быть немного самодуром, оставаясь при этом добродушным, по-стариковски ворчливым, участь всякого несчастного короля, думает он. И, увы, не только участь, но и привычка, и поэтому он продолжает зудеть:

– Кстати, должен тебе заметить, что лампочки перегорают слишком часто. Слишком! А от этого ущерб казне. Тебе и твоим заместителям надо бы быть экономнее. Экономика должна быть экономной! Запомни это. А ты, говоришь, шестнадцать заместителей…