Лента Мебиуса - [5]

Королю на короткое время становится не по себе. До каких пор вся эта мерзость будет мозолить ему глаза? А всё его мягкотелость и нерешительность. И вообще для короля он излишне деликатен, куртуазен, аристократичен…

Особенно это ярко проявляется во взаимоотношениях с королевой. Стоит только королеве Лидии наморщить свой очаровательно вздернутый носик и выдавить из левого глаза полслезинки (плачет она всегда как-то странно, одним глазом, будто хочет другим понаблюдать за самой собой и реакцией врага, каковым король чувствует себя всякий раз, когда ввязывается с ней в спор), как он тут же дает задний ход и разрешает все, что взбредает ей в голову…

А взбредает ей подчас такое!.. Например, недавно ее величеству было благоугодно выписать за баснословные деньги парикмахера из Франции. И в Париж – в Париж!!! – за каким-то говенным цирюльником гоняли двухэтажный «Боинг». Этой полоумной дуре, видите ли, ни с того ни с сего приспичило сменить имидж.

Прибыл какой-то ферт с подвитыми усиками, сверкал фарфоровыми зубами, подкатывал глаза, извивался как уж, шаркал по паркету штиблетами на высоких каблучках, словом, чистый полотер…

На полдня королева уединилась с красавчиком парикмахером в зимнем саду – у нее там особый салон для безделья: кушетки, покрытые бордовым плюшем, кривоногие козетки, зеркала в уродливых рамах с фальшивой позолотой, светильники, сокрытые в ветвях декоративных пальм, жардиньерки с бегонией, сотни горшков с кактусами, корзинки с вязанием и коврики, коврики, коврики… – и вечером вышла в новой прическе, при виде которой у всего двора перехватило дух, а у двух беременных фрейлин чуть не случился выкидыш. Да и как тут, скажите, ни разродиться раньше времени, если королева на ужине появилась, сияя бритой головой!

«Я не ретроград какой-нибудь, стараюсь не отставать от моды, но когда я через пару дней, ночью, вознамерился понаведаться к ее величеству с известными нежностями, то едва не лишился рассудка. Ласкать желанную женщину, то и дело натыкаясь на покрытую щетиной голову, которая колется, словно небритый подбородок какого-нибудь пьяного бродяги, сознавая при этом, что это все-таки голова коронованной особы, – это, знаете ли…», король не успел додумать досадную мысль, ибо в этот момент уже начавшая надоедать королю тишина была нарушена осторожным стуком в дверь.

Венценосец повернул голову к двери и громко пролаял:

– Какого черта?! Кого несет в столь ранний час? Кто смел нарушить мой покой?

Король несколько лет назад от скуки принялся развлекаться белыми стихами. И принудительно вовлек в это занятие весь двор. Придворным, дабы избежать монаршей немилости, приходилось отвечать королю тем же, то есть стихами. Правда, к радости придворных, свой поэтический запал король вскоре перенаправил на театральные подмостки, но иной раз король любит на досуге размять свой язык, чем приводит подданных в состояние тупой сосредоточенности.

Одна половинка двустворчатой двери медленно приоткрылась, и в проеме ее появилось широкое и круглое, как тарелка, лицо Альфреда фон Шауница, гофмаршала Двора Его Величества и, главного, как полагал сам Шауниц и многие другие придворные, советника короля не только по вопросам внешней и внутренней политики, но и по любым иным, кои могут возникнуть у государя в течение рабочего дня и бессонной ночи.

– Это я, ваше величество… С добрым утром!

– С добрым, с добрым, мой милый Шауниц… И ты не спишь. И все же – какого черта?!!!

– Не велите казнить, ваше величество, а велите слово молвить…

– Сказок начитался? Ничего в простоте не скажешь…

– Тут такое дело… – Шауниц покашлял, – тонкое дело, щекотливое…

– Не тяни…

– Не знаю, ваше величество, с чего и начать…

– Я ты начни с конца…

– Как это?!..

– Легко быть идиотом… Ты все доклады строишь так. Что б непонятно было… С конца начни, с конца… И с ног на голову поставь… Не можешь ты без этого маневра, чтоб всё не перепутать и наизнанку мне не впарить… Давай, давай, забей мозги мне ложью… Привык я к твоему вранью… И не жалей меня, как никогда и никого ты не жалел!

– Ваше величество! Помилуйте! Я всегда одну только правду…

– Врешь! Врешь прямо мне в глаза, будь проклят ты вовек!

– Я всегда…

– Опять врешь!

– Я…

– Врешь! Тебя не переделать! Никак не можешь… Запомни раз и навсегда – насквозь я вижу всех… И знаю всех вас наизусть… Когда начнешь ты снова врать, остановись!

Задумайся! И ты поймешь, что врать мне бесполезно – я все равно увижу сразу всё! Ты понял? Известно мне, умен ты и хитер, но все твои уловки – ничто, когда имеешь дело ты со мной! С другими можешь ты шутить, со мной тягаться бесполезно! Когда поймешь, умнее во сто крат ты станешь. Уф, устал… Стихи даются мне с трудом… Перехожу на прозу. А теперь докладывай, старый фарисей, а я посмотрю, правильно ли ты все понял… Можешь присесть, вот сюда, на краешек постели… Вот так, хорошо.

Видишь, как я к тебе благоволю, разрешая сидеть в присутствии лежащего помазанника божьего… Ну, давай, неси свою ахинею, развлекай меня, что ж ты остановился? Валяй, докладывай, добей меня каким-нибудь сногсшибательным сообщением, вроде известия о катастрофическом росте цен на медные трубы, открытии генома божьей коровки или воскрешении Махатмы Ганди…