«Ленора» Г. Бюргера, «Линор» Э. По и баллады со схожим сюжетом - [2]

За мной, певцы; за мной, пастор[2];

Пропой нам многолетье, хор;

Нам дай на обрученье,

Пастор, благословенье».

И звон утих… и гроб пропал…

Столпился хор проворно

И по дороге побежал

За ними тенью черной.

И дале, дале!.. конь летит,

Под ним земля шумит, дрожит,

С дороги вихри вьются,

От камней искры льются.

И сзади, спереди, с боков

Окрестность вся летела:

Поля, холмы, ряды кустов,

Заборы, домы, села.

«Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». —

«Гладка дорога мертвецам!

Да что же так дрожишь ты?» —

«О мертвых все твердишь ты!»

Вот у дороги, над столбом,

Где висельник чернеет,

Воздушных рой, свиясь кольцом,

Кружится, пляшет, веет.

«Ко мне, за мной, вы, плясуны!

Вы все на пир приглашены!

Скачу, лечу жениться…

Ко мне! Повеселиться!»

И лётом, лётом легкий рой

Пустился вслед за ними,

Шумя, как ветер полевой

Меж листьями сухими.

И дале, дале!.. конь летит,

Под ним земля шумит, дрожит,

С дороги вихри вьются,

От камней искры льются.

Вдали, вблизи, со всех сторон

Все мимо их бежало;

И все, как тень, и все, как сон,

Мгновенно пропадало.

«Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». —

«Гладка дорога мертвецам!

Да что же так дрожишь ты?» —

«Зачем о них твердишь ты?»

«Мой конь, мой конь, песок бежит;

Я чую, ночь свежее;

Мой конь, мой конь, петух кричит;

Мой конь, несись быстрее…

Окончен путь; исполнен срок;

Наш близко, близко уголок;

В минуту мы у места…

Приехали, невеста!»

К воротам конь во весь опор

Примчавшись, стал и топнул;

Ездок бичом стегнул затвор —

Затвор со стуком лопнул;

Они кладбище видят там…

Конь быстро мчится по гробам;

Лучи луны сияют,

Кругом кресты мелькают.

И что ж, Ленора, что потом?

О страх!.. в одно мгновенье

Кусок одежды за куском

Слетел с него, как тленье;

И нет уж кожи на костях;

Безглазый череп на плечах;

Нет каски, нет колета[3];

Она в руках скелета.

Конь прянул… пламя из ноздрей

Волною побежало;

И вдруг… все пылью перед ней

Расшиблось и пропало.

И вой и стон на вышине;

И крик в подземной глубине,

Лежит Ленора в страхе

Полмертвая на прахе.

И в блеске месячных лучей,

Рука с рукой, летает,

Виясь над ней, толпа теней

И так ей припевает:

«Терпи, терпи, хоть ноет грудь;

Творцу в бедах покорна будь;

Твой труп сойди в могилу!

А душу бог помилуй!»

1831 г.

Перевод: Василий Жуковский

Готфрид Бюргер Ленора

Немецкая баллада в переводе В. Левика

Леноре снились смерть и кровь,

Проснулась в тяжком страхе.

«Где ты, Вильгельм? Забыл любовь

Иль спишь в кровавом прахе?»[4]

Он с войском Фридриха весной

Ушел под Прагу[5] в смертный бой

И ни единой вести

Не шлет своей невесте.

Монархи вражеских держав,

Устав от долгой ссоры,

Смирили гнев и гордый нрав,

И мир пресек раздоры.

И, зыбля рдяный шелк знамен,

Под пенье, гул, и гром, и звон

Войска, весельем пьяны,

Идут в родные страны.

И вот спешат и стар и млад

На стены, на заставы —

Встречать ликующих солдат,

Любимцев бранной славы.

Здесь муж вернулся, наконец,

Там встречен радостно отец, —

Ах, для одной Леноры

Ничьи не светят взоры!

Она идет, бежит, зовет,

Глядит в глаза героям.

Но кто ж ведет убитым счет

Пред лютым вражьим строем?

Ушли! Теперь ты веришь сну?

И, разметав волос волну,

Она в смятенье диком

На землю пала с криком.

И к ней бежит в испуге мать,

Приникла к ней, рыдая.

«Над нами божья благодать,

Не плачь, не плачь, родная!»

«О мать, о мать, Вильгельма нет,

Постыл, постыл мне божий свет,

Не внял господь Леноре.

О, горе мне, о, горе!»

«Господь, господь! спаси, спаси

Дитя от искушенья!

Господь, ты благ на небеси,

Прости ей прегрешенья!»

«О мать, о мать, всему конец,

Не знает милости творец!

Не помогли молитвы,

Он пал на поле битвы».

«Господь — оплот наш и покров,

Мы все — его созданья.

Вкуси, дитя, святых даров,

Да утолишь страданья!»

«О мать, я не пойду во храм,

Не прикоснусь к святым дарам,

Дары Христа бессильны

Нарушить сон могильный».

«Но если в Венгрии, дитя,

Забыв страну родную,

От веры душу отвратя,

Он в жены взял другую, —

Дитя, тогда забудь о нем,

Ему добра не будет в том:

Душе за грех измены

Не избежать геенны».

«О мать, постыл мне белый свет,

Я брошена в пустыне,

Он смерть оставил мне в завет,

На что мне жизнь отныне!

Померкни, солнце, не свети,

Дай мне во тьму и скорбь уйти!

Навек, навек могила добычу поглотила!»

«Господь, господь! Не будь суров

К твоей рабе несчастной;

Она твоих не слышит слов,

Прости ей гнев напрасный!

Дитя, смири молитвой плоть,

Душе отверзнет рай господь,

К ней в радостные кущи

Придет жених грядущий».

«О мать, на что мне светлый рай,

Что для меня геенна!

Где мой Вильгельм — там светлый рай,

Где нет его — геенна[6].

Померкни, солнце, не свети,

Дай мне во тьму и скорбь уйти,

Не принесут забвенья

Мне райские селенья».

И долго бушевала страсть,

Туманя ум смятенный.

Она кляла святую власть

Создателя вселенной,

Ломала пальцы, грудь рвала,

Но вот сошла ночная мгла,

И выплыли в просторы

Ночных созвездий хоры.

И вдруг, и вдруг, тук-тук, тук-тук!

Донесся топот гулкий.

И будто всадник спрыгнул вдруг

В притихшем переулке.

И тихо, страшно, дзин-дзин-дзин,

У входа звякнул ржавый клин,

И хрипло крикнул кто-то

В закрытые ворота:

«Открой, открой! Иль спать легла,

Иль ждать не стало мочи?

Как встарь, красотка весела

Иль выплакала очи?»

«Вильгельм! В какой ты поздний час!

От слез я не смыкала глаз,

Кляла я свет постылый,

Откуда ты, мой милый?»

«Мы только к полночи встаем,