Леннон - [9]

В поезде, на обратном пути, я был уверен, что еду к матери. Она ведь приезжала, чтобы меня забрать. Но, глядя на мелькающие за окном пейзажи, я все яснее осознавал, что мне ее не удержать. Она вступила в схватку и сделала все возможное, чтобы меня вернуть, но ведь ничего не изменилось. Она жила новой жизнью с другим мужчиной. У нее скоро появятся другие дети. Я стану пятном на ее прошлом. Всю дорогу мы сидели, уткнувшись лицами друг в друга и ни слова не говоря. Я мечтал, чтобы поезд никогда не добрался до станции назначения.

У Мими меня ждала моя комната. Я вымотался. Мать немножко побыла со мной, потом поцеловала меня. Я пообещал, что лягу спать и мне приснятся хорошие сны. В тот миг, когда я закрывал глаза, я еще не знал, что снова увижу ее очень нескоро. Я не знал, что перестал быть ее сыном. Она вышла от меня к сестре, которая встретила ее мрачным взглядом. Взглядом судьи. Мать рассказала ей, что произошло в Блэкпуле. Догадываюсь, что ответила Мими, что она ей сказала тем тихим невыразительным шепотом, от которого взрывается мозг: «Ты видела, в каком состоянии Джон? Видела, каким ты мне его привезла?» Джулия опустила голову, как провинившаяся девочка. На сей раз следовало признать правду. Ситуация вышла за рамки нормы; она любила меня, конечно любила, но ее собственная жизнь складывалась слишком сложно. И тогда она согласилась, что дальше так продолжаться не может. Мими наконец одержала победу. Она нокаутировала сестру. Но этого ей было мало. Ей хотелось низвести ее до полного ничтожества. И Мими добавила: «Хорошо, он будет жить у меня. Но я не хочу, чтобы ты с ним виделась. Он слишком страдает от твоих постоянных приходов-уходов. Будет лучше, если ради него ты окончательно исчезнешь из его жизни». Моя мать ничего не ответила. Ее молчание означало «да».

Она вернулась к себе, к своему любовнику, к мужчине, с которым ей было хорошо и тепло, который своей любовью и поцелуями возрождал ее к жизни, а я спал и мерз от одиночества. Потому что в тот день я мог сказать: родители меня бросили.

Сеанс четвертый

Пару недель назад, как раз после нашего последнего сеанса, мне позвонил отец. Мы много лет были в ссоре, но я знал, что он очень болен, и решил с ним поговорить. У нас была ночь, а у них — раннее утро. В этом последнем разговоре было что-то странное. У меня возникло ощущение, что мир вокруг замер. Как будто наше вечное взаимное непонимание куда-то делось. Он постарался сказать мне что-то приятное. Он знал, что это последний шанс наладить наши отношения. Заговорил про мать, и меня тронули его слова. Он казался очень взволнованным. Думаю, что перед смертью человеку вспоминается только самое главное. Он говорил о том, как был счастлив с ней, о том, что, может быть, ради этих воспоминаний ему и стоило жить. Он был эгоист, приспособленец и психопат. Он был мой отец.[5]

Подростком я о нем никогда не вспоминал. Он как будто умер для меня. Мими постаралась уничтожить последние остатки мифа. Из героя отец превратился в подлеца. Он сбежал, никогда не выполнял никаких обязательств. Только если мне задавали вопрос, а кто мой отец, я вспоминал, что вообще-то каждый человек является сыном конкретного мужчины. Когда я прославился, у меня и мысли не возникало, что он из-за этого может вернуться. И ужасно удивился, когда он вдруг дал о себе знать. Удивился, но не обрадовался. Не будь я богат и знаменит, он ни за что не проявился бы. Наверное, для него было шоком, что повсюду — в газетах, по телевидению — говорят обо мне, что по радио передают мои песни. Я носил его фамилию и даже рожей походил на него, не перепутаешь. Вздумай я его разыскать, не нашел бы способа лучше.

В то время он мыл посуду в каком-то занюханном ресторанчике. Его жизнь приняла совсем не тот оборот, о каком он мечтал. Но он быстро сообразил, что в моих силах изменить драматическое течение его судьбы. Вначале он звонил на студию звукозаписи, но в то время ненормальных, стремившихся поговорить с одним из «Битлз», было пруд пруди. Однако наш менеджер Брайан Эпстайн сказал мне, что вроде бы мужик не врет. Я подтвердил, что моего отца в самом деле звали Альфред. Но мне было на него глубоко наплевать. О том, чтобы бросить ему пару крошек со стола, и речи не шло. И говорить я с ним не собирался. Он опоздал. Раньше надо было думать, когда я плакал по ночам. Когда меня грызло одиночество. Одним словом, я не стал с ним говорить и занялся другими делами.

Тогда этот псих использовал прессу. Газеты набрасывались на любую информацию о нас. Ничем не брезговали, обсасывали любую подробность, искали скелеты в шкафу. А тут отец Леннона — представляете? Из этого можно раздуть целую историю! Он, который так мечтал очутиться в лучах прожекторов, получил возможность выползти из своего подвала. И начал плакаться. Дескать, он нищенствует, а его знаменитый сынок бросил его подыхать. Проще простого: публика решила, что я та еще сволочь. Недостойный сын, отвернувшийся от бедного отца. Это была эпоха, когда мы строили из себя приличных мальчиков, а девушки восхищались нашими хорошими манерами. Через прессу он буквально взял меня в заложники. Брайан объяснил, что ситуация нуждается в урегулировании. Что я должен с ним встретиться и что-то сделать, чтобы он перестал молоть языком. Вот в таком настроении я с ним и увиделся.