Леннар. Сквозь Тьму и… Тьму - [60]

Остальные крестьяне смотрели во все глаза… Никогда, никогда еще ни один сельчанин не то что не смел убивать Ревнителей, но и пытаться сопротивляться…

Нет, это невозможно!

Выскочивший из клети староста деревни, низенький и вертлявый Бокба, закричал:

– Да как вы посмели убить слуг Храма, преславных братьев ордена Ревнителей? Безумцы! Ведь теперь, согласно закону Благолепия, вся наша деревня должна быть уничтожена, сожжена, а на ее месте распахано поле! И – наложен запрет селиться на этом месте, вечный и нерушимый запрет! Что деется, что деется!.. – запричитал он, обхватив голову обеими руками и смешно подпрыгивая на месте.

Стоявшая рядом с ним Инара, не говоря ни слова, влепила старосте пощечину. Леннар подъехал к ним и произнес, глядя с коня сверху вниз на ошарашенного старосту:

– А ты что, еще не понял, что вам так и так был бы конец? Вас везли в Храм для того, чтобы ритуально умертвить на аутодафе на площади Гнева!

Леннар сомневался, что ради этих крестьян стали бы пачкать кровью площадь Гнева, верно, предназначенную только для самых громких смертных церемоний. Скорее всего, их просто замучили и умертвили бы в одном из сырых, темных подвалов под Храмом и его приделами. Но громкое имя – площадь Гнева! – оказало свое неминуемое воздействие…

– На площади Гнева… – испуганно прошелестело среди крестьян.

Староста Бокба был поумнее прочих. Он пробормотал:

– Но как же так? На площади Гнева казнят только знатных, известных… тех, кто поднимал бунт против правителя или Храма… принцев, царедворцев, полководцев, священнослужителей в высоком сане, из тех, кто нарушил законы Благолепия… Но нас? Мы – бедные люди, кому мы нужны? Ты… ты, верно, ошибаешься, юноша. Это слишком большая честь для простых крестьян.

– Дурак ты, – презрительно отвечал ему Леннар, – и трус. Ревнители напали на твою деревню, наверняка не обошлось без жертв, а ты тут скулишь об оказанной тебе чести.

– Они убили моих отца, мать, братьев и еще три десятка наших, – сказала Инара, глядя на Леннара широко раскрытыми темными глазами, – а тех, кто в отчаянии сопротивлялся, загнали в клетку и объявили нарушителями законов и преступившими Благолепие. Говорили о тебе, Леннар. И о том, что они с тобой сделают, когда найдут. Ох, что они говорили, что говорили!..

– Пусть теперь расскажут об этом грязным демонам, к которым я их отправил, – отозвался Леннар. – А теперь нам нужно спешить. Нет времени, позже поговорим!

Только тут он вспомнил о Лайбо-шутнике и послушнике Бренике, которых в пылу схватки он бросил на растерзание последнему уцелевшему Ревнителю. Этого бойца с лихвой должно было хватить на двух простых смертных… Леннар вздрогнул всем телом и, развернув коня, хотел было мчаться на выручку к Лайбо и Бренику – и тут увидел приближающегося всадника на белом коне. Поздно! Поздно?.. Леннар прищурился и вдруг расхохотался, хотя обстановка как никогда мало располагала к веселью. Впрочем, некоторые основания для радости у него были. Потому что на белом коне, еще недавно принадлежавшем одному из Ревнителей, скакал не один, а два всадника. Впереди сидел Лайбо, а за ним, прижавшись к спине крестьянина, Бреник. Оба были всклокочены и бледны. Левая рука Лайбо была залита кровью от локтя до кончиков пальцев, Бреник же и вовсе был забрызган кровью с головы до ног.

– И ничего смешного, – проворчал Лайбо, мельком взглянув на Леннара, – совсем ничего смешного… Этот здоровяк, которого ты там оставил на нашу голову в живых, чуть было не разделал нас, как старика Кукинка. Он бы прикончил меня, как теленка на бойне, если бы сзади к нему не подкрался вот этот парень, как тебя… Хреник?

– Бреник, – обиженно ответил экс-послушник.

– Угу, Бреник. Так вот, если бы Бреник не подкрался сзади и не врезал этому громиле по башке оглоблей, то, наверное, он меня так и уходил бы. Пока Бреник его держал, я резал ему глотку, и он так дрыгал ногами и руками, что, кажется, сломал мне два ребра, прокусил палец, а Бренику вышиб пяткой два передних зуба, и теперь он шепелявит. Живучий был мужик, что и говорить! А кровищи-то, кровищи!..

Инара содрогнулась.

– Ну раз так, то молодцы, – сказал Леннар. – Самое трудное – сделать первый шаг. Теперь поняли, что эти Ревнители такие же люди, как и вы, да еще не самые лучшие люди? Ладно, вы еще сыроваты… Едем быстрее отсюда!

Крестьяне стояли в оцепенении. Когда первый шок схлынул, почти все пришли в ужас от того, что было содеяно на их глазах. Верно, даже гибель близких не потрясла их больше. Те, кто был убит Ревнителями в Куттаке, были простые крестьяне и ремесленники, такие же, как они. Староста Бокба тщетно пытался пригладить потной ладонью волосы, вставшие дыбом от ужаса. Как, убивать Ревнителей? Резать им глотки, топтать конями, поднимать бунт, ломать клетку (государственное, а то и того хуже, храмовое, имущество)! А что же дальше? Ведь этак недолго и до чего пострашнее додуматься… Поднять руку на служителей Храма? Да, они убили нескольких жителей деревни, но ведь это во благо оставшихся жить, во имя Благолепия, древнего закона, завещанного предками!

Леннар оглядел сбившихся в кучку крестьян. Он догадывался, что они думают примерно то же самое, что и староста Бокба. Непросто отойти от привычек, заложенных многими поколениями, и Леннар, хлестнув коня, крикнул: