Ленинский тупик - [23]

Ночью Игорь проснулся оттого, что словно бы наяву услышал разноголосое: «мне вывели…», «ему намазали…», «нам закрыли всего по шестнадцать рубликов», «Что мне жрать до получки?»

Перед глазами возник недостроенный корпус. Белые платочки девчат. Гомон. Слова сливались, по сути дела, в одно, которое произносилось со смирением или жалобой во всех углах стройки:

«Выводиловка!» «Выводиловка — грабиловка! — кричала Тоня. — Сколько вздумают, столько и выводят!..»

Силантий и Тихон испугались девчонок? Что ж, именно отсюда начать крошить, рвать мерзлоту? Это — поплавок?

Решил потолковать после смены с корпусным прорабом, с которым до сих пор и словом не перекинулся.

Прораба в тот день сняли…

6

Назавтра Игорь явился в трест, спросил у спешившего куда-то молодого инженера, где прораб Огнежка Акопян.

— В каталажке! — бросил тот, пробегая.

— Где?!

— В каталажке! — прокричал инженер, устремляясь вниз по лестнице. — Первая дверь направо.

Игорь Иванович зашел в узенькую, в одно окно, комнату, заставленную шкафами, на которых лежали кипы старых бумаг. С каждым шагом от двери едкий щекочущий ноздри запах книжной пыли все более уступал аромату левкоев. Левкои белели на столе, в банке из-под майонеза.

Огнежка не сводила глаз с левкоев, покачиваясь на скрипучем стуле.

Игорь заколебался: подойти к Огнежке или возвратиться? Проблемный разговор с девицей, у которой столь ярко, ну, просто вызывающе ярко накрашенные губы, прическа мужская, короткая — явно от модного парикмахера. Брючки узкие, и тут своя мода, наверное. Зеленоватая крепдешиновая кофточка с очень короткими рукавами. Но больше всего насторожили белые босоножки сверхмодного фасона, без задников. Босоножки валяются под столом. Ноги в капроновых носках покоятся на связке пожелтевших нарядов, бесцеремонно брошенных на пол. Впрочем, ноги не покоятся, они вытанцовывают что-то… «В таком наряде — на стройку? По грязищи…»

Хотел уж повернуться и уйти. Но тут заметил в углу комнаты большие рабочие ботинки в засохшней глине. Над ними вешалка. На ней курточка и белый плащ. Задержался. Кашлянул.

Огнежка порывисто оглянулась. Смуглая. Огненная молодая женщина. То ли армянка. То ли грузинка. Словом, Кавказ во всей красе..

Спросила почему-то с неприязненной усмешкой, чем она обязана посещению редактора новорожденной стенной печати… Нужен совет? И беззвучно, одними губами: «Мой?!»

Игорь решительным жестом пододвинул стул. Огнежка как-то сразу подобралась, неестественно выпрямилась на стуле; высокая, по-мальчишески угловатая, она напоминала теперь школьницу старших классов, которая вытянулась вдруг, в один год, тревожа родителей своими худыми ключицами и впалыми щеками, вызывая их удивленные возгласы: «В кого она растет?»

— Почему здесь каталажка? — не сразу отозвалась Огнежка. Замкнутая, обозленная, она заставляла себя быть корректной.

Оказывается, так здесь прозвали комнату, где сидел инженер по труду и зарплате. Вот уже много лет в тресте на эту должность не назначали, на нее чуть не силой гнали. Новоиспеченный специалист по труду и зарплате тосковал в «каталажке» до тех пор, пока на смену ему не приводили следующего. Впрочем, долго ждать не приходилось — два-три месяца — и отсидка кончена. Может быть, кто-нибудь из инженеров-строителей задержался бы здесь и долее, но, во-первых, каждому вскоре становилось ясно, что в финансовых дебрях треста не только черт, сам Ермак ногу сломит; во-вторых, можно ли полюбить «каталажку»?

Игорь присел, объяснил, что явился поговорить о «выводиловке». Огнежка постучала без нужды костяшками счетов, изрезанных кончиком чьего-то ножа и забрызганных чернилами; объяснила, пытаясь нащупать ногами туфли и объясняя, что она за свой трудовой стаж с иной системой оплаты не встречалась.

— Лозунги над входом меняются. А оплата труда? Так было — так будет. Выводиловка-грабиловка, уже слышали наверное?..Зарубежные армяне, с которыми после ереванского института встречалась, говорили мне, что строители на Западе за такие гроши, как у нас, и работать не будут…

— В строительном институте вам преподавали основы «выводиловки»? Огнежка вскочила, так и не попав ногой в туфлю.

— Что вы от меня хотите?

— Я хочу понять, что происходит, в частности в бригаде Силантия. Заговоришь о заработках — люди морщатся, убегают, а то и кричат, словно ты дотронулся ненароком до открытой раны.

Огнежка зло откинула костяшки счетов. Процедила сквозь зубы: Крановщики на твердой оплате. Что вам чужие раны? Не касайтесь ран, которых не в силах исцелить!

— А если попытаться исцелить?

— Вы — кудесник?! — Она обернулась к нему всем корпусом. — Пойдемте! Это недалеко… Через час вы отрешитесь от наивной веры в свое всесилие.

— Может быть, через сорок пять минут? — усмехнулся Игорь.

— Нет! — возразила она без улыбки, надевая свои огромные мужские ботинки в песке и глине, и белый пыльник. — На это потребуется ровно час. Ни одной минутой меньше.

Они двинулись к недостроенным корпусам. Навстречу небольшими группками шли рабочие, — кажется, начался обеденный перерыв второй смены.

— Это очень кстати, — заметила Огнежка, обгоняя Игоря размашистой, мерной, как в беге на длинную дистанцию, походкой прораба, которому приходится вышагивать в день многие километры. С трудом привыкала она к этому широкому мужскому шагу, болели икры, но иначе она постройке не ходила: ведь походка отличает прораба, как врача белый халат.