Ленинский тупик - [10]

Шрифт
Интервал

Силантию всегда было легче самому балочку поднести, чем приказать сделать это другому, и в подвале он хозяйничал сам. Расставляя пустые поллитровые банки вместо стаканов, корил Александра Староверова, который уже тянул руку к эмалированному тазу с кислой капустой, наложенной горкой. Александр, едва старшой отвернулся, сгреб щепотью капусту и поднес ее ко рту, шутливо приговаривая:

— Как говорит веселая Тонька-табачница, чтоб нам йилось, пилось, тай работа на ум не шла…

Наверху послышались неторопливые и гулкие шаги.

— Тихон Иванович, — шепнул Силантий.

По каменным ступеням медленно, боком, спустился Инякин, смуглый, чернобородый, неправдоподобно огромный {«Коня на дыбки поставит — вот он каков» — с гордостью говорила о нем Ульяна), приставил к стене футляр из фанеры, похожий на скрипичный: в нем лежали шерхебель и фуганок особой, инякинской заточки. Снял с белой головы финскую шапку из зеленого сукна с застежками над козырьком. Некогда Инякин хранил ее как трофей, а теперь, вот уже много лет надевал на работу. Расстегивая ватник, запорошенный опилками, улыбнулся «ребятне», как он называл молодых каменщиков, Осмотрел подвал, подготовленный для пиршества.

Посередине подвала был устроен стол — на бочку был положен фанерный щит с каким-то лозунгом; лозунги тут никогда не читали, на них раскладывали закуску. Вокруг помятой бочки, для устойчивости, треугольником необструганные доски на подставках из кирпичей.

Инякин обвел внимательным взглядом серые ребристые плиты потолочных перекрытий, голые стены из пережженного, темно-красного — ни время, ни сырость его не возьмут — кирпича, втянул ноздрями промозглый воздух. Повел рассеченной бровью в сторону оконного проема, заколоченного листом сухой штукатурки. Сухая штукатурка была прорвана, в подвал можно было заглянуть снаружи.

Силантий тут же скинул с себя ватник, заткнул дыру. Не ровен час нагрянет кто из партЕйных. А то сам Ермак. У него нюх собачий.

Тихон Иванович протянул руку к пол-литровой бутылке. Ладонью, с маху вышиб пробку. Слабым, хрипловатым тенорком: у него было прострелено горло (На Финской войне побывал) протянул обычное:

— Угол без опохмела — не будет дела. Пошли, ребята.

«Ребята» не заставили себя ждать. Спустя несколько минут говорили уже все разом, перебивая друг друга и смеясь.

Кто-то вспомнил про «ботик Петра Великого» — так каменщики прозвали металлическую форму для отливки шлакоблоков, изобретенную Ермаковым. «Ботик» проработал неделю и был спрятан ими в сарай…

— Ермаков, — донеслось из угла сипло. — Вот от кого не ждали. Чтоб он — и с фонарями. Как Шурка!..

Лет шесть назад Александр Староверов, тогда еще новичок, глядя с подмостей, как буксуют на разбитой дороге грузовики с кирпичом, воскликнул на весь этаж:

— А что, старшой, если стройку начать с другого конца? Прежде чем дома ставить, стелить мостовые, тянуть улицы.

Кто-то спросил насмешливо: — Улицы с фонарями?.

Александр, увлеченный своей мыслью, не почувствовал подвоха.

— Если надо — с фонарями! — ответил он с жаром первооткрывателя.

Мрачноватый Силантий смеялся редко. На этот раз смех разобрал его до икоты.

С той поры Александр не предлагал уж ничего. А старики, о всех нелепых или несбыточных идеях говаривали: «Обратно с фонарями!»

— Чтоб Ерма-ак! — изумленно тянули из угла. — С-с фонарями!

Силантий заметил краем глаза, как сник, подобрал ноги под лавку Александр. «Шпыряем парня! Какой раз…»

— Гуща! — сердито бросил Силантий в угол. — В одну воронку снаряд два раза не попадает, кому говорят?

Тихон Инякин торопливо поднял налитую до половины банку, предложил выпить за кирпичников. Без них вовек не обойтись. Чем больше мудрит Ермаков, тем виднее:

— На стройке без кирпичника — что в родилке без бабы.

Постепенно в подвале стало утихать.

С чем все же пришел Тихон? Он любил огорошить напоследок, непотопляемый.

Тихон Инякин чуть не четверть века руководил в построечном комитете различными комиссиями, а в иные годы и всем постройкомом. Старики каменщики прозывали его за глаза «непотопляемым профсоюзником» или, попросту «непотопляемым».

Инякин заговорил едва слышным голосом, чтоб перестали звенеть банками. Начал со своего неизменного-присловья: — Значит, так, земля родная…

Кто-то встал, подошел, пошатываясь, к крану, подставил под холодную струю шею. Инякин ждал: о главном судили на трезвую голову.

— Планы пришли, земляки, — сразу и не поверишь. Одно скажу: вскорости вас растрясут. По разным бригадам. Молодняку навезли — гибель. Учить их надо кельму держать в руках. Двигать… — Кого двигать-то? — донеслось с края скамьи недовольно, с присвистом. — У вербовщиков сети драны, одних девок ловят. Каменщик восемь часов поклоны бьет. С кирпичом в руке. На ветру. Девкам бить такие поклоны биология не позволяет. Пояснице вред и вообще… титьки обвисают.

— Зо-орок, Гуща. Углядел. — Инякин произносил слова врастяжку: сердился. — Откуда термины-то ухватил? Биология! Чисто дОцент какой… Тут не биология помеха. Идеология… Есть она у тебя, хитрована?

Гуща учуял недоброе. В такие минуты он любил прикидываться простачком. И не только в такие минуты. На дне сундучка Гущи хранилась справка на пожелтевшей бумажке о том, что он окончил шесть классов. Но во всех анкетах Гуща писал, будто ходил в школу всего одну зиму: что с такого взять!


Еще от автора Григорий Цезаревич Свирский
На лобном месте. Литература нравственного сопротивления, 1946-1986

Григорий Свирский восстанавливает истинную картину литературной жизни России послевоенных летНаписанная в жанре эссе, книга представляет собой не только литературный, но и жизненный срез целой эпохи.Читатель найдет здесь портреты писателей — птиц ловчих, убивавших, по наводке властей, писателей — птиц певчих. Портреты литераторов истерических юдофобов.Первое лондонское издание 1979 г., переведенное на главные европейские языки, стало настольной книгой во всех университетах Европы и Америки, интересующихся судьбой России.


Штрафники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мать и мачеха

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Анастасия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наш современник Салтыков-Щедрин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Полярная трагедия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Большие и маленькие

Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.