Ленинград, Тифлис… - [4]
Федя поднял голову. Увидел, что рядом с ним лежит отец, глаза у него закрыты. С другой стороны от Феди мама, а чуть дальше — бабушка. И еще много незнакомых людей вокруг. Заурчал мотор и он почувствовал: едем.
Федя очнулся от сильного толчка; понял, что куда-то падает. Очень темно, кругом снег, на губах снег и еще что-то сладкое. Федя пошевельнулся, попытался встать. Его крепко сжимали мамины руки. Сама мама здесь, рядом с ним, только у нее странно откинута голова и из носа течет кровь. А потом он увидел отца. Он уже на ногах, пытается поднять Федю. Федя еще подумал: «Зачем он встал? Он болен, ему нельзя вставать…»
Резкий свет фар, голоса людей. Их повели в другую машину. Федя обернулся. Их старая машина лежала в снегу вверх колесами. Новая машина — закрытая, и на потолке горит тусклая лампочка. Вот мама. У нее уже перевязана голова. А рядом отец. Он выглядит здоровым. Только изо рта по подбородку сочится кровь.
— Папа, где бабушка Аня?
— Ее увезли в больницу.
Федя никогда больше не увидел бабушку. Когда машина перевернулась, бабушка и еще трое из тех, кто был в кузове, погибли.
На следующий день они улетели в Москву на маленьком военном самолете. Позднее отец рассказывал, что когда они летели над Ладожским озером, по ним стреляли немецкие зенитки. Пилот бросил самолет в штопор и увернулся от вражеского огня. Всего этого Федя не видел. Он спал на руках матери, уткнувшись лицом в ее шубку.
По дороге в Москву самолет сделал посадку в Боровичах. Феде врезалась в память столовая. В большой комнате стояли столы с белыми скатертями, а на столах — миски с горячим супом и очень много хлеба. Люди в белых халатах рассаживали всех за столы и все время повторяли:
— Товарищи ленинградцы, пожалуйста, не ешьте много хлеба. Это опасно.
Из репродуктора звучала бодрая музыка:
«Выходила на берег Катюша…»
…Федя увидел Тифлис теплым апрельским утром 1942 года. До этого была задымленная Москва и бесконечная дорога в дребезжащем, пахнущем дезинфекцией вагоне. А однажды утром, проснувшись, Федя почувствовал, что из окна веет теплом. Он отодвинул занавеску: за окном убегала серая земля, а на горизонте виднелась ослепительная полоска.
— Это море, — сказал отец, — Каспий.
Море придвинулось и заняло все вокруг, а для поезда остались лишь краешек земли и лес нефтяных вышек. Федя догадался: скоро приедем.
Тифлис возник на рассвете россыпью разноцветных домиков на отрогах зеленых гор. Поезд остановился, и Федю вывели на перрон. Было очень жарко, поэтому мама принялась Федю раскутывать: сняла с него теплую шапку, расстегнула шубку. Но Феде все равно было жарко; он с трудом переступал ногами в тяжелых валенках. Пот застилал глаза; он едва мог рассмотреть обступивших его горластых людей. Усатый человек с красным лицом согнулся, и на спину ему взгромоздили чемоданы и баулы. Человек подпрыгнул и засеменил на полусогнутых ногах, все побежали за ним. Отец взял Федю на руки, и они тоже побежали вслед за человеком, правда, его уже не было видно, только чемоданы быстро плыли над пестрой толпой. Оказавшись на большой площади перед вокзалом, отец пересчитал чемоданы и дал несколько бумажек носильщику. Тот снял с головы фуражку, что-то сказал не по-русски, вытер красное лицо краем синего фартука.
— Кто это? — спросил Федя.
— Это муша́, — ответил отец и пояснил: — Носильщик.
На площади в несколько рядов стояли коляски и фургоны, запряженные лошадьми.
— Эй! — закричал отец, и один из фургонов подкатил к ним.
Возница, ловко затолкав чемоданы и баулы, подхватил на руки Федю и посадил верхом на чемодан. Затем он громко вскрикнул, щелкнул хлыстом, зацокали копыта, и перед Федей раскрылся Тифлис. Время качнулось и потекло вспять, назад тому лет на сорок, а то на сто и больше. Тогда точно так же стучали лошадиные копыта по тифлисским мостовым, и открывалась мутная Кура за Верийским спуском.
Еще один поворот, и они на тихой улице, наполненной утренним светом. Деревья с тонкими листьями и белыми цветами. Серый дом с балконом, на балконе маленькая женщина с седыми волосами, стянутыми на затылке. Отец машет ей рукой:
— Маша, это мы!
Мраморная лестница, дубовая дверь с бесконечными табличками. Темный коридор, двери открываются, из них выходят люди, стараются прикоснуться к Феде.
— Из Ленинграда… Живые…
Большая комната в конце коридора. В глубине комнаты — тетя Маша; она стоит спиной к свету и кажется, что вокруг ее головы — нимб. Подойдя к отцу, она берет его за руку и говорит тихим голосом:
— Марк, где Паша, где Анна?
— Они умерли, Маша…
— Вета?
Отец мнется:
— Я же писал… Десять лет… Без права переписки…
— Да, я помню… И Жоржа тоже… увезли…
Отец прижимает тетю Машу к себе. Гладит ее по волосам.
— Я знаю, Маша. Я все знаю.
Она смотрит на Федину маму, протягивает ей руку. Наклоняется к Феде. Крестит его. Потом отворачивается и, шаркая ногами, идет к балкону.
— Маша, ты куда? — спрашивает отец.
— Я жду Жоржа и Вету.
…С каждым днем становится жарче, и все выше поднимается солнце в полдень. Опали цветы на японской акации за окном, тонкие листочки свернулись в трубочки. Днем солнце палит немилосердно; кажется, весь город пожелтел и свернулся от зноя.
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.