Ленинград, Тифлис… - [10]
— С этой, пожалуй, я бы переспал… — задумчиво сказал он Жоржу по-армянски.
— Вам бы никто не дал, — по-армянски отозвалась девица в шляпке.
Жоржа смутить было нелегко, но тут он покраснел. Вскочил, зашаркал ножкой.
— Прошу извинить моего брата. Он — невоспитанный хам. Позвольте пригласить вас на ужин…
Ужинали в ресторане на Буль-Миш. После ужина отправились к Жоржу на улицу Гренель. Пили шампанское. Незаметно перешли на «ты».
Ирина посмотрела на часики.
— Уже поздно. Я у тебя остаюсь. Хорошо?
Паша поднялся, чтобы уйти. Ирина его остановила.
— Оставайся с нами. Мы люди современные. Без предрассудков.
У них начался длительный роман втроем. Братья так и не узнали, где Ирина жила, чем занималась. Иногда она исчезала на месяц, на два. Приезжала к ним, как к себе домой. У нее были ключи от обеих квартир. Иногда приводила с собой друзей, просила приютить. Чаще всего это был армянин по имени Степан. Они с Ириной долго и горячо спорили. Упоминали имена: Плеханов, Ильин, Аксельрод…
Как-то раз, когда они были одни, Ирина спросила.
— А у вас есть вообще какие-нибудь убеждения?
Жорж пожал плечами:
— Самые общие. Конституционная монархия. Ответственное министерство.
Паша прибавил:
— Национальная автономия в рамках империи…
Ирина искренне рассмеялась.
— Детский лепет. Но для начала сойдет.
Потом стала серьезной.
— А вы понимаете, что царь сам свободы не даст? Согласны ли вы нам помочь? Совсем немного…
— Что нам нужно сделать, Ирина?
Ирина достала из чемодана несколько пачек.
— Я слышала, у вас есть друзья в посольстве. Отправьте эти пакеты в Тифлис дипломатической почтой. На ваш адрес. За ними придут.
— Это не бомбы, Ирина?
— Нет, это газеты.
Ирина разорвала одну пачку. Вытащила газету, напечатанную на папиросной бумаге. На первой странице крупными буквами «Искра».
Помолчала и добавила:
— А иногда могут потребоваться и бомбы. Революция должна уметь защищаться.
Комнатка Сосо в семинарии напоминает тюремную камеру. Койка. Стол. Полка с книгами. Распятие на стене. Узкое окно. Час перед вечерней молитвой Сосо обычно проводит за чтением. Сегодня ему не читается. Он не может сосредоточиться: сидит перед открытой книгой, а мысли его далеко. В дверь постучали. Вошел грузный старик в мешковатом сюртуке.
— Ты Иосиф?
Сосо узнал старика. Это был Илья Чавчавадзе.
— Что привело тебя в мою обитель, князь?
Чавчавадзе тяжело опустился на стул. Отдышался.
Вытер лицо платком.
— Не называй меня «князь». Мы братья.
Достал из кожаного портфеля несколько листков. Разложил на столе.
— Я тебе писал, Иосиф. Ты не ответил мне.
Сосо молчал.
— Я захотел посмотреть на тебя, Иосиф. Мне нравятся твои стихи. И псевдоним ты взял хороший — Коба.
Сосо сидел на табурете напротив Чавчавадзе. В лучах вечернего солнца волосы его казались рыжими, на лице выступили оспинки. Левая рука висела безжизненно, а на правой непрестанно шевелились пальцы.
— Я принес гранки, — Чавчавадзе протянул Сосо листок. Это твое последнее стихотворение. По-моему, оно тебе удалось. Я его напечатаю в следующем номере «Иверии».
Чавчавадзе помолчал. Вытащил из пачки еще несколько листков.
— Я готовлю большую антологию «Грузинская поэзия». Лучшее, что написали наши поэты. Я включил туда твое стихотворение.
Чавчавадзе еще раз взглянул на Сосо. Ему показалось, что тот сильнее сжал губы.
— Я хочу сделать тебе предложение, Коба. Не навечно же замуровал ты себя в этих стенах…
Чавчавадзе сделал широкий жест рукой.
— Я хочу предложить тебе место литературного редактора «Иверии». Оклад небольшой, но ты сможешь много писать…
Сосо заговорил:
— Благодарю за честь… У меня другие планы.
— Все-таки станешь священником?
— Нет, князь. Я ухожу из семинарии. Я более не верую в Господа…
Чавчавадзе опять вытер лицо платком.
— Во что же ты веришь, Иосиф?
— Народ… пролетариат…
— Я тоже верю в народ. Мы должны просвещать людей. Только образованный человек достоин свободы…
— Не тебе судить о народе, князь!
Чавчавадзе посмотрел на Сосо с удивлением. Рыжеватые глаза Сосо блестели.
— Народ нужно привести к свободе. Если сами не захотят — то силой.
Чавчавадзе сложил бумаги в портфель.
— Не смею более докучать тебе, Иосиф!
В дверях остановился. Наклонил седую голову.
— Учти, мое предложение остается в силе.
Сосо остался один. Солнце ушло и в комнате быстро темнело. Взял со стола корректуру, поднес к глазам. На шероховатой бумаге было напечатано грузинской вязью:
… 1902 год был особенным в жизни братьев Дадашевых. Они вернулись в Тифлис, начали адвокатскую практику при Тифлисской судебной палате. В тот год оба женились на сестрах, дочерях купца Арутюнова: Жорж — на Маше, а Паша — на Анне.
Вышли замуж и сестры. Блестящую партию сделала Люся. За нее посватался князь Леван Мухранский, прапорщик Кутаисского полка. Род Мухранских — один из древнейших в Грузии. У них поместья в Имеретии и Картлии. Правда, в последние годы дела их несколько расстроились, поместья заложены.
Исай отстроил дом на улице Паскевича. Мраморный вестибюль с комнаткой для швейцара. Тяжелая дубовая лестница. Фонтан во дворе. У каждого из детей было по большой квартире, а у Исая с Марией — весь бельэтаж. Только Люся живет отдельно; переехала в дом Мухранских на Головинский.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.