Ленинград — срочно... - [38]

Он вышел на улицу, позвал Заманского. Тот было снова попытался отговориться, но комбат прикрикнул, и боец, понурившись, нехотя поплелся за капитаном. Войдя в свою опустошенную квартиру, в разбитые окна которой дул морозный ветер, Бондаренко сказал шоферу:

— Давай-ка наберем дровишек. — И пояснил: — Надо печку внизу затопить, женщина замерзает.

Заманский, как показалось Бондаренко, обрадовался поручению, энергично бросился отрывать крышку небольшой тумбочки. Расправившись с ней, подскочил к книжному шкафу, в котором сиротливо лежали две небольшие книжицы. «А ведь забит был!»— подумал Бондаренко и отметил, что ему совсем не жалко книг, что смотрит на все равнодушно. И двинулся к перевернутой этажерке, прижимавшей этюдник жены. Хотел было вытащить его, но ему помешал Заманский. Подлетев к этажерке с другой стороны, он хрястнул со всего маху по ней ногой:

— Счас поломаю и эту на дрова, товарищ капитан.

— Да погоди ты, дай этюдник высвободить…

— А он только чадить будэ.

— Я его с собой заберу, рисунки там… Подсвечивая одной рукой фонариком, Бондаренко другой потянул этюдник, и вдруг обнажилась в развороченном полу зияющая дыра.

— Ничего не понимаю… Неужели тайник?!

Бондаренко сунул в отверстие руку и вытащил небольшой, но увесистый куль. Он протянул его Заманскому, мол, подержи, но тот отпрянул, будто испугавшись чего-то. Комбат усмехнулся:

— Однако и трусоват ты, правду люди говорят. Не бойтесь, это не мина, — перешел он на официальный тон. — Светите тогда фонарем.

Содержимое свертка заставило вздрогнуть и Бондаренко: в темно-зеленой солдатской фляжке оказался рыбий жир, видно, часть того, слитого из бутыли; тут же были засушенные куски хлеба и… часы-хронометр. Капитану стало понятно, что человек, хозяйничавший в его квартире, служил в радиобатальоне.

— Кто же?! Неужели Юрьев или Ульчев? Может, оба?! У них же пропали такие часы! — не сдержавшись, хрипло воскликнул Бондаренко.

— Не могу знать, товарищ капитан, — промямлил Заманский.

— Ничего, узнаю, — заскрипел зубами Бондаренко. — Ну-ка, отдай фонарь, собери дрова и — за мной!

Но дворничиха, которую хотел расспросить Бондаренко, уже не дышала…

Басков переулок

На другой день сменилось командование 2-го корпуса ПВО. Военный совет Ленфронта назначил командиром корпуса-генерал-майора береговой службы Зашихина, военным комиссаром — полкового комиссара Иконникова, начальником штаба — подполковника Рожкова.

После представления новому руководству Бондаренко направился в отдел разведки. Там было довольно оживленно: офицеры обсуждали предпринятую накануне фашистами ночную бомбежку Москвы. Бондаренко услышал фразу, заставившую сжаться сердце: «Одна фугаска разорвалась на территории Кремля…» И хотя тут же последовало успокоительное: «К счастью, жертв и разрушений нет, только воронка…» — боль не проходила.

— Что с вами, капитан? — обеспокоенно спросил его появившийся полковник Соловьев.

Бондаренко смутился:

— Наверное, то же, что и со многими — дистрофия.

— Ну, ну, не позволим. Хочешь кипяточку? Или лучше вот, витамин «С» — хвойная настойка.

— Мне нужен витамин «А» — рыбий жир.

— Слышал, слышал… И о ночных похождениях тоже. Товарищи из особого отдела информировали, какую штукенцию на квартиру тебе подбросили.

— Мы мерзавца все равно найдем, — еле сдерживая себя, ответил Бондаренко. — Вот только еще рыбий жир достану…

— Поможем, уже «бомбим» сануправление фронта, — уверенно пробасил Соловьев и, увлекая за собой капитана, прошел в смежную комнату — в свой кабинет. Плотно прикрыв дверь, сказал: — А теперь по поводу мерзавца. Командование очень обеспокоено, в батальоне, по всей вероятности, орудует враг. Да, да, капитан, — вор, поджигатель — тоже враг! А вы до сих пор в людях не можете разобраться!

— Товарищ полковник… — начал было оправдываться Бондаренко, но Соловьев его перебил:

— Плохо. Ничего определенного нет. А одними словами «найдем, найдем» — дело с мертвой точки не сдвинешь.

— А всех подряд разве можно подозревать?.. Того же Купрявичюса, к примеру. На каком основании? Мужик вкалывает, сил не жалеет, а мы?..

— Ты не возмущайся, комбат. Основания имеются кое-какие. Купрявичюс в свое время рекомендовал для работы в институт приятеля, который потом к фашистам переметнулся. Это факт, поэтому с Купрявичюса глаз не спускать! — отрезал полковник. — И плохо, если он о чем-то догадывается, очень плохо. Потому что если в батальоне будет создана атмосфера подозрительности, то много не навоюешь. Донесениям «Редутов» перестанешь верить. Это раз. А во-вторых, если и вправду у нас орудует враг, то можно его спугнуть. Затаится, стервец.

— Как раз это мы хорошо понимаем, товарищ полковник. Поэтому и не торопим события…

— А возможность ускорить развязку, капитан, была, но ты маху дал! Кла-до-ис-ка-тель! — съязвил он. — Что ж не оставил в целости тайник для приманки? Ведь тот, кто его соорудил, наверняка пришел бы туда еще… Тут бы мы его и сцапали. А?.. Чего молчишь, губы надул?

— У-у, черт, ведь верно! — не сдержался Бондаренко. — Шляпа я… Но еще не поздно! — с надеждой воскликнул капитан. — О случившемся знает ограниченный круг лиц.